Я кусаю губы. Ну да. О семье Смоленских особо не писали в газетах. О свадьбе была парочка скупых статей, на этом все и кончилось. Они — не актеры или музыканты, которым жизненно необходимо подогревать свою известность слухами и громкими событиями.

— О каком случае, ты, кстати, говоришь?

— М? — я поднимаю на него взгляд.

—«О тебе, в принципе, отзываются нормально, за исключением одного случая», — цитирует меня Смоленский, — о каком случае идет речь, Саш?

— А, — я почему-то смущаюсь. В этом шикарном ресторане упоминать о том, что я работала в эскорте кажется мне кощунственным и стыдным, — слышала, что две девушки пропали с тобой и твоими друзьями на отдыхе. И ты попал в черные списки модельных агентств.

Кирилл внезапно широко ухмыляется, так, что я вздрагиваю. Вдруг он сейчас скажет что-то, что совершенно разрушит его положительный образ? Вроде «они случайно утонули в нашем бассейне, и мы решили скрыть от полиции случившееся».

— Ты об этом, — произносит он с веселым смешком, — можешь не переживать. Они живы. С ними все в порядке.

— Я попытаюсь тебе поверить, но…

— Извини, Саша, — Смоленский стирает с лица улыбку, — у тебя есть подруга, у которой свое агентство. Не то, чтобы я тебе не доверяю, но любое лишнее слово, которое я произнесу, может кое-кому принести проблемы. Так что без комментариев.

Пф. Смотрите-ка, тут целые тайны Мадридского двора. Я пожимаю в ответ плечами, хотя, чувствую себя обломанной. Ведь это один из немногих вопросов о прошлом Смоленского, который меня реально беспокоил.

Нам приносят еду, и я с наслаждением пробую рыбу. Она здесь и впрямь великолепная.

Когда вроде бы приходит время распрощаться друг с другом, потому что почти все волнующие темы на сегодня исчерпаны, и остается только поразмышлять над сказанным, мы покидаем ресторан. Почему-то только сейчас я замечаю, что у Смоленского достаточно усталый и вымотанный вид — под глазами появляются тени, и осторожно интересуюсь:

— У тебя все в порядке? Выглядишь, прости, очень замотанно.

Он косится в мою сторону.

— Хочешь помочь мне расслабиться?

Нет! Сейчас мне хочется в ответ фыркнуть.

— Смоленский…

— Я без какого-либо подтекста, Саша, — он смотрит в экран телефона, — Дарина изредка приезжает ко мне, поддерживая нашу легенду и от скуки начинает готовить кучу еды. Я ее болтовню не выдерживаю дольше пятнадцати минут. Предлагаю заехать ко мне. Ты избавишь меня от болтовни Дарины, заодно познакомишься с ней при нормальных обстоятельствах. И увидишь, где будет жить Майя.

— И помогу сожрать запасы приготовленной еды? — саркастично спрашиваю я, но Смоленский не улавливает сарказм в моем голосе.

— Если пожелаешь.

— Смоленский, если честно, у меня недавно в семье случилась трагедия и я еще не до конца отошла. Трепать нервы, отбиваясь от Дарины, мне неохота. К тому же, если я останусь на твоей территории, а ты внезапно решишь, что я могу тебе помочь расслабиться, не только избавив от Дарины, то я в тебе круто разочаруюсь.

— Я не собирался ничего такого делать, — взгляд Смоленского красноречив: похоже, его немножко задело сказанное мною, — Дарина уже в курсе того, что происходило все это время. Она тебе не враг.

— Извини, — я мотаю головой. — Я откажусь.

Меня смущает многое: например, то, что со Смоленским мы знакомы всего ничего. Или то, что внутри действительно живет страх в нем разочароваться — пусть лучше я буду считать отца Майи почти со всех сторон положительным человеком, чем какой-то незначительный пустяк, вроде неосторожно брошенного слова или прикосновения, случившегося невовремя, изменит наши отношения до очень холодных.

— Ладно, — кажется, мой отказ он воспринимает вполне адекватно, решив не уговаривать, — тогда я просто подвезу тебя до дома.

— Лучше к моей машине. Я не хочу забирать ее с утра с парковки больницы.

И только потом меня накрывают другие чувства и страхи. О том, что мне снова придется провести вечер в совершенно пустой квартире, после чего просыпаться ночью, потому что мне приснились разговоры Майи и мамы, а потом лежать и вслушиваться в тишину с отчаянной надеждой, что события последних дней были всего лишь страшным сном.

И думать о том, что теперь тишина и одиночество станут частью моей жизни. Мама и Майя были моей семьей. А свою я, наверное, и не заведу никогда.

— А, ладно, — произношу я неожиданно, — знаешь, Смоленский, я согласна помочь тебе с едой и Дариной.

Я с тревогой ждала встречи с родовым гнездом семьи Смоленских. Ждала, что оно окажется каким-нибудь огромным роскошным старым домом, в котором может жить сразу несколько поколений, и внутрь которого Кирилл поведет меня черными ходами, затянутыми паутиной, чтобы не дай бог встретить кого из родителей по пути…