— Тебе дать масло к салату?

— Да, — на автомате отвечаю я, — если есть — оливковое или масло авокадо.

— Тут есть оба.

— Отлично. Я их всегда смешиваю.

Дарина ставит передо мной две бутылочки. Я не выдерживаю, глядя на ее непроницаемую маску вместо лица:

— За что ты ненавидишь Алю?

На ее маленьком личике мелькает неподдельное удивление.

— Будто бы ты не знаешь. Тебе ведь все рассказали.

— Не всё. Мне до сих пор сложно представить Алю плохой, потому что, когда мы были вместе — она была добрейшим и веселым человеком.

— М-м, — скептически тянет Дарина. После чего отворачивается и принимается накладывать салат Смоленскому, — поначалу я тоже считала ее доброй. Хотя звоночки уже были: она нервничала сильно перед свадьбой и говорила про вас плохие вещи. Мне это не очень понравилось: в конце концов, никто из наших семей не страдает высокомерием, и все хотели познакомиться с семьей Али, даже если они были простыми людьми.

У меня вырывается вздох. Значит, Аля уже тогда начала странно себя вести. Неужели она всегда глубоко в душе была такой?…

— Я забила на это и продолжила с ней общаться. Чужая семья — потемки. Я допускала, что у нее были причины не желать вас видеть. Только потом твоя сестра начала настраивать Кирилла против всех его знакомых, включая меня. Даже с родными у него тогда появились проблемы. Это было время, когда Кирилл видел отца только по вопросам работы, а домой к ним с матерью старался заезжать как можно реже. Что уж обо мне и нашем общении говорить? Я за него переживала, но ничего не могла сделать.

Дарина со звоном кладет в салатницу ложку и отходит к посудомойке. Я наблюдаю, как она пытается неуклюже наклониться, чтобы положить посуду внутрь машины, и не выдержав, подхожу к ней, забрав салатницу.

— Спасибо, — кивает она мне, — я боюсь нагибаться с таким животом. О чем там я? А, ну да. Я беспокоилась за Кирилла еще и потому, что в разговоре он как-то упомянул истерики и беспричинные слезы твоей сестры. Жить в вечном напряжении рядом с таким человеком сложно. К тому же, у Кирилла в детстве были кое-какие проблемы, из-за чего я сильно боялась, что эта дрянь напомнит ему о тех временах, а помочь ему никто не сможет — ведь она отвадила от него не только друзей, но и родственников. И Смоленский в то время действительно начал меняться в плохую сторону…

Дарина замолкает и вздрагивает, повернувшись. Я тоже поворачиваюсь, уже подозревая причину ее испуга: в дверях стоит сам Кирилл, сложив на груди руки.

— Я смотрю, вы нашли общие темы? — замечает он с заметными нотками сарказма в голосе. Дарина поджимает в ответ губы.

— Вот о чем я говорила. Он был как-то добрее и вежливее до встречи с твоей сестрой. Есть за что ее ненавидеть. Поэтому, я не хочу, чтобы подобное повторилось еще раз…

— По-моему, тебе стоит замолчать. Ты всегда слишком много болтаешь, — замечает Кирилл, а Дарина фыркает громко в ответ.

— Угу. Садитесь и ешьте. Запеканка уже сто раз остыла, пока вы оба по дому шлялись.

Я задумчиво смотрю на Смоленского. Помимо Али мне не дает еще покоя новость от Кати. Сказать ему о странном звонке или нет? Меня подмывает поделиться с ним этим происшествием, но я принимаю решение пока молчать: по-моему, стоит у Кати спросить номерок этого Стаса и встретиться с ним. Хочу узнать, что ему от меня надо.

***

Остаток вечера я борюсь с желанием совершенно по-плебейски расстегнуть пуговицу штанов и погладить пузо. Похоже, мне придется садиться на недельную диету после ужина в кафе, который я заполировала запеканкой, салатом и домашним лимонадом с печеньками. Дарина, видимо, очень любит готовить: даже после нашего совместного ужина половина отправляется в холодильник.

— Ох, Боже, — Дарина, стоя возле открытого холодильника, внезапно хватается за живот. Сначала я думаю, что она подслушала мои мысли об обжорстве, и только потом я вспоминаю, что девушка беременна. — Мне нельзя столько есть…

Я испуганно смотрю на нее. Потом — на Смоленского. Даже он сейчас не выглядит равнодушным.

— Ты чего? — интересуется он, сверля Дарину очень обеспокоенным взглядом, — я надеюсь, что ты не рожаешь.

— Надеюсь! Это будет катастрофа! Еще рано! Но, похоже, мой желудок просто давит на ребенка, а он давит на… ладно, неважно. Дай мне стул, я присяду. А то запеканка выгонит мелкого раньше времени наружу.

— Я лучше скажу, чтобы тебя отвезли в больницу, — Смоленский встает из-за стола, а Дарина, поморщившись, кивает.

— Ну, ок. Только никому не слова, Кир. Если будут звонить мои родители, скажи, что я устала и сплю. Не хватало еще, чтобы они силком потащили нас жениться, намекая на скорые роды… Саша, пока, — сдавленно произносит девушка, — было весело. Пообщаемся в другой раз.

— Удачи и береги себя, — только и могу произнести я, глядя на ее побледневшее лицо, — я пока уберу всю посуду в посудомойку.