Довольная своей шуткой фрау Эвелина засмеялась.

Мири тоже улыбнулась. Действительно, фрау Эвелина очень многому научила Мири. И сейчас Мири не могла бы себе даже представить, что бы произошло, если бы не энергичная фрау Эвелина со своей заботой и пониманием…

***

Вера проснулась до звонка будильника от непонятной внутренней тревоги. Какими-то самыми тонкими фибрами души Вера ощущала, что история о Мири приближается к кульминационному моменту. Слишком сказочной и беззаботной была Венская жизнь Мири и Геллера, чтобы быть реальной историей из жизни. А ещё Вера понимала, что жизнь Мири, показываемая ей во снах, это очень важный урок, который преподносят Вере откуда-то "свыше".

Религиозной она не была, всю веру ей напрочь отбила бабушка по маме — фанатичная прихожанка баптистской церкви. Так сложилось, что Вера слишком рано увлеклась точными науками, чтобы предполагать, что "добрый бородатый дедуля" сидящий на облаке, не имеет отношения к жизни нескольких миллиардов человек, снующих, как муравьишки, по "голубому шарику".

С другой стороны, Вера понимала, что и в точных науках очень много непознанных "пробелов" и лазеек. И именно через эти лазейки в их материальный и реальный Мир проникают осколки из других Миров. Ну, действительно, не просто же так, ни с того ни с сего, Вере стали приходить сны о девушке Мири, с которой их разделяло время и пространство.

Настойчиво и противно зазвонил будильник. Вера вздохнула и вернулась в свою обычную, привычную жизнь…

Формат последующие снов и видений о Мири был совершенно иным.

Иногда перед глазами Веры просто сами собой всплывали, как будто нарисованные, картинки-открытки. Впервые это произошло по пути из лицея. Вера сидела возле окна в рейсовом автобусе и прямо на грязном стекле промелькнуло несколько "открыток". На первой "открытке", Мири и Геллер склонились над колыбелью, в стороне стояла горничная в кружевном чепце со стопкой пелёнок в руках, где-то на заднем плане чета Питрейхов. На второй "открытке" Вера увидела Мири и Геллера мирно прогуливающихся по парку под руку, позади них горничная тащила за собой детский экипаж с мирно посапывающим малышом. На третьей "открытке", Мири стояла в дверном проёме, придерживая тяжёлую дверь, с улыбкой глядя, как малышка в пышном кружевном платьице обнимает стоящего на одном колене Геллера. На четвёртой "открытке" был показан светский приём: Геллер под руку с Мири стояли возле незнакомых людей, в то время как горничная, несла на руках девочку. На пятой "открытке" девочка стояла возле игрушечного замка и ещё по-детски непослушными пальчиками пыталась поставить на башенку миниатюрную фарфоровую куклу. На последней открытке было отчётливо видно, что у девочки тёмные, почти чёрные глаза…

— Девушка, передайте, пожалуйста, за проезд, — чья-то рука бесцеремонно похлопала Веру по плечу. Вера обернулась, чтобы взять деньги и слайд-шоу моментально испарилось.

"Значит, — размышляла про себя Вера, — Мири родила девочку. И судя по окружающей обстановке, они пока ещё живут в Вене".

Такими "показами" картинок и короткими снами, в которых, как на старой монохромной кинохронике без звука, Вера видела эпизоды из спокойной жизни Мири, Геллера и их дочери. Вера наблюдала, как малышка неуклюже ходит в своём пышном платьице, как играет с игрушками, бегает по лугу с Тото, как Мири и Геллер, держась за руки, наблюдают за беззаботной девчушкой.

Так продолжалось несколько месяцев. И Вера уже даже привыкла получать такие "хроники" о жизни, пока в одну весеннюю грозовую ночь не "прилетел" яркий тревожный сон.

***

Было время ужина. В гости к Мири и Геллеру, по сложившемуся обычаю заглянули герр и фрау Питрейх. Фрау Эвелина с умилением смотрела, как светловолосая малышка пытается самостоятельно есть. Всё личико девочки было испачкано крошками и капельками соуса. Заметно было, что пышное кружевное платьице, на горловину которого предусмотрительно была накинута белоснежная салфетка с вензелями, были изрядно испачканы.

Марта пыталась украдкой вытереть личико, но девочка, видимо решив, что у неё отбирают ложку, решительно кричала: "я сама" и уворачивалась от утираний.

Милую семейную картину прервал взволнованный приход дворецкого. Даже не приход. Со взъерошенной шевелюрой дворецкий с перекошенной в плечах ливрее, ворвался в гостиную:

— Простите герр фон Шейн, простите, — поправляя ливрею и приглаживая пятернёй волосы, лепетал дворецкий, — но… герр Зикхарт требовал пропустить его…

Следом за дворецким в гостиную влетел разъярённый Зикхарт. Одежда и обувь Зикхарта были покрыты комьями грязи, которая сейчас, медленно высыхая, падала на светлый пушистый ковёр гостиной. Да и от самого Зикхарта несло застарелым запахом немытого тела и конского пота. По внешнему виду Зикхарта можно было предположить, что он гнал на лошадях от самого родового поместья фон Шейнов до дома Геллера.

— Это уже переходит все границы, Геллер, — игнорируя приветствия, орал Зикхарт…

Малышка от испуга, скривила перепачканные едой губы, готовясь зареветь в любой момент.

— Марта, — вмешалась Мири, предчувствуя предстоящий рёв дочери, — отведи, пожалуйста, Анику в детскую.

Зикхарт кинул в сторону Мири пренебрежительный взгляд и демонстративно сплюнул под ноги.

Марта с малышкой на руках скрылась за дверью гостиной.

— Я смотрю, Геллер, — с высокомерным презрением продолжал Зикхарт, — ты совсем бюргером стал: гостиная, детская, светский ужин, гости… — полный злобы взгляд остановился на чете Питрейхов.

— Нам, наверное, пора домой, дорогая… — осторожно произнёс герр Франц.

— Будьте любезны остаться, герр комендант, — как можно более спокойно произнёс Геллер, — мне кажется, что это мой племянник забыл о манерах, врываясь в непотребном виде без предупреждения! — И добавил, уже нарочито уважительно обращаясь непосредственно к Зикхарту, — потрудись объясниться! Почему ты врываешься в мой дом, запугиваешь мою прислугу и пугаешь мою дочь!

— Твой до-о-ом? — С ироничной ухмылкой протянул Зикхарт, — твой дом, дядя, в поместье, смею тебе напомнить. А этот… бордель, — Зикхарт окинул гостиную брезгливым взглядом, — ты, дядя, создал исключительно для своей портовой шлю…