Первый шок от признаний прошел, и я поняла, насколько тяжело ей было рассказать мне всё. Но ещё труднее терпеть похоть мужчин, готовых издеваться над беззащитным телом. Если бы её не изгнали из общества за то, что она украла еду для больной матери, она не стала бы терпеть унижения и боль. Но жизнь поставила её на колени и отдала на истязание мужчинам. Разве Рэшма виновата в происходящем? Нет! Она — жертва!

Я обняла её за плечи и прижала к себе.

— Не плачь, — погладила её по голове и снова прошептала: — Скоро ты наберёшь необходимую сумму на дом и перестанешь бывать у Роджиса.

Но она опять меня не слышала, сотрясаясь от рыданий. Её тело такое щуплое и многострадальное дёргалось в моих объятиях, вызывая боль в душе. Я продолжала гладить её и скоро рыдания перешли в слабые всхлипывания, а потом прекратились.

— Спасибо, — прошептала она и чмокнула меня в щёку.

— За что? — не поняла я.

— За поддержку и сочувствие. Я знала, что ты не отвернёшься от меня.

Отвернуться? После её рассказа это было бы жестоко.

— Мы же близкие люди, — припомнила ей её же слова.

Она кивнула, и улыбнулась. Ну вот, так-то лучше. Узнаю свою бойкую и несгибаемую Рэшму!

— Зашнуруй, — она повернулась ко мне спиной.

Тут же вспомнилось, как второй стражник развязал шнуровку и скинул с неё платье, чтобы добраться до грудей.

— Больно? — спросила я, затягивая верёвку.

— Это ты о чём? — не поняла она, ведь рассказала она мне очень многое и теперь растерялась, к какому эпизоду относится мой вопрос.

— Я видела на твоём лице страдание, когда стражник выкручивал соски.

— О! Так ты об этом! Ерунда! Скоро заживут! Трещины на сосках — частое дело.

Что? Частое дело? Заживут? Так что, этот козёл так крутил их в пальцах, что чуть не оторвал? Я вздохнула.

— Ладно, пошли, а то, чего доброго, стражники раздумают пускать нас на каменоломню.

Рэшма поднялась и, протянув мне руку, помогла встать. Не дожидаясь меня, зашагала к воротам. Я пошла следом и тут увидела на её платье пятно. Тут же поняла, что пока она сидела, двойная порция спермы вытекла из расширенного ануса и впиталась в одежду.

Проходя мимо стражника, даже не глянули на него. Он уже получил своё, поэтому не преградил путь.

Дорога была каменистой и поднималась в гору. Вдали раздавался гул и лязг от ударов кирок о камни. Поднявшись на возвышенность, мы увидели карьер.

Сотни мужчин долбили песчаник, откидывали его в сторону и укладывали в повозки, запряжённые лошадьми. Особо большие глыбы тянули к повозкам по два-три человека. Где-то там был мой Сэтман. Но где? Отсюда было не видно.

— Давай подойдём поближе, — предложила я, дёрнув Рэшму в сторону каменоломни.

— Конечно, подойдём, — откликнулась она, живо топая вперёд. — Мы же пришли сюда, чтобы поговорить с надсмотрщиком! А он там, — она махнула рукой в направлении карьера.

Стараясь держаться ближе к отвесной скале, зашагали дальше.

— Не попасться бы на глаза нашим, — озадаченно протянула я, вглядываясь в работников. Хотела увидеть Сэтмана, но при этом боялась быть увиденной им.

Мы подошли ближе, и тут я заметила его! Остановилась и вжалась в стену, наблюдая, как он, размахивая киркой, долбит породу. Отколов большой кусок, еле поднял его и потянул к повозке. Глядя на это, закусила губу. Какой тяжкий труд! Каторжный. Но при этом добровольный. Когда нет выбора с работой, приходится браться за любое дело, чтобы заработать жалкие гроши.

Сэтман увидел, как в нескольких шагах от него какой-то парень пытается ломом сдвинуть большую глыбу. Он тут же бросился на помощь. Вдвоём они откололи камень, и тот покатился вниз. Они спустились следом и, накинув на него верёвки, волоком потянули к повозке. Там ещё несколько человек помогли поднять глыбу и перевалить на телегу.

— Трогай, — крикнул один из рабочих. Возница подстегнул лошадь, и груженая повозка, грохоча, поехала, увозя камни.

Сэтман посмотрел ей вслед и снова взялся за кирку. У меня сердце облилось кровью, глядя, с каким остервенением ему приходится бить по камням. С такой работой руки его давно загрубели и стали мозолистыми, взгляд потух. Каково это просыпаться по утрам, зная, что тебя ждёт днём? Впрочем, у Рэшмы жизнь была не лучше, если не сказать, что хуже. Одна я хорошо пристроилась в доме Айрис. Подумав об этом, испытала к себе отвращение. Мне деньги давались слишком легко, хоть я старалась отрабатывать их. Но мой труд был бесполезным. Один и тот же чердак приходилось убирать снова и снова, потому что Айрис каждый раз возвращала ему пыльно-гряное состояние. А если и давали другую работу, то она была не настолько важна и тяжела.

Глядя на карьер, задалась вопросом:

— Рэшма, а для чего столько камней? Куда их используют?

Рэшма развела руками, и я поняла, что она сама толком не знает. Но всё же она ответила:

— На постройку домов или крепостной стены.

Вот уж нисколько не убедила!

— Ты что, видела в городе крупные строительства? Или не заметила, что крепостная стена давно стоит?

— Ну… — неопределённо притянула она, — тогда не знаю.

— Зато я знаю, — с жаром воскликнула я, если сдерживая гневную дрожь. — Эти камни после ухода рабочих возвращаются на место в карьер и сливаются со скалой, откуда их выдолбили.