Какое-то время мы лежали обнявшись. Потом он начал целовать меня. Сначала осторожно, словно пробуя на вкус, затем всё настойчивее, желая подчинить меня своей воле.

Я ощутила, как внутри меня увеличился и напрягся член. И тут же он начал двигаться. Семя, заполнившее меня во время первого сближения, сейчас вытекло, и член входил в меня с чавканьем. Он ударялся о шейку матки, доставляя головокружительное удовольствие. Я застонала, и предвкушение исступленного слияния заскользило по моему лицу блаженной улыбкой.

Близость мужа приносила не только физическую, но и моральную усладу. Возбуждённое дыхание Сэтмана терялось у меня в волосах. Оно щекотало мне шею и ухо, вознося на вершину удовольствия. Наше слияние длилось уже несколько минут и мне стало казаться, что подступающий оргазм разорвёт моё сердце. Сознание стало заволакиваться приступами наслаждения.

В ушах зазвенело, а низ живота налился желанием от пульсации в клиторе. Жадно втянула воздух и в ту же секунду почувствовала волны сладострастия. Они накатили внезапно и слишком быстро. Я захотела отсрочить оргазм, но было поздно. Он настойчиво завладел мной, расплескав внутри меня невероятное удовольствие. Я закричала и выгнулась, ощущая, как пульсирует моё лоно. Оно сжимало и отпускало двигающийся внутри член. Сэтману передались мои импульсы. Приближая разрядку, он задвигался более грубо, до упора вгоняя в меня свой разгорячённый орган. Наконец шумно выдохнул, испытав прилив удовлетворения.

Три дня отдыха пролетели как одно мгновение. К сожалению, они не могли длиться вечно, и на четвёртый день Сэтман ранним утром ушёл вместе с другими мужчинами на работу.

Засобиралась и я. Поняла, что денег много не бывает. К тому же надо было отдать долг Рэшме. Мы пошли с ней вместе — её вызвал Роджис.

Я старалась не думать о том, что происходит с Рэшмой в доме Роджиса Клесси. Отговаривать её от подобных визитов стало бы бесполезной тратой времени. Она была одержима деньгами. Как я поняла, Рэшма часто передавала деньги матери. Видеться им было запрещено, поэтому Рэшма отправляла к ней Филиуса. Юный слуга был рад помочь. И всегда приносил известия от мамы. Её здоровье опять пошатнулось. Из-за этого Рэшма остервенело, и с удвоенной силой собирала деньги. Покупка дома стала для неё навязчивой идеей.

Уже через несколько дней работы я смогла отдать ей долг и стала копить монеты. Хотелось тоже купить своё жильё. Только мои доходы были так малы по сравнению с ценами на жильё, что порой руки опускались от безысходности.

Сэтман втянулся в работу на каменоломне. Хоть он очень уставал, но уже после ужина не валился замертво на топчан, а находил силы и время для меня. Мы много рассказывали друг другу о своей прежней жизни, и мечтали о светлом будущем. Мы стали настолько едины душой и телом, что мне казалось, будто в моей жизни никогда не было человека дороже и ближе него. Думая так, часто с тоской вспоминала родителей. Мне не хватало их, но вернуться к ним я не могла.

Время летело, оставляя в прошлом дни и недели. Мы с Рэшмой продолжали работать в доме Клесси. Как только уходили мужчины, мы тоже направлялись на работу.

Путь был не близким, и мы трещали без умолку.

— Рэшма, я вот никак не пойму, если к изгнанникам так плохо относятся, то почему они не покинут город и не создадут общину на бесхозных землях?

Подруга посмотрела на меня, как на умалишённую и даже не сразу ответила, обескураженная моим вопросом. То, что он оказался глупым, поняла по выражению её лица. Эх! Ну не могу же я признаться ей в том, что мои познания о её мире настолько скудны, что неуместные вопросы так и сыплются из меня. В моём мире при подобном отношении к себе, люди давно бы мигрировали в другие страны в поисках лучшей доли. И ни одна женщина не потерпела бы, чтобы её унижали и пользовались ею, как вещью. Так что в моих глазах глупо выглядел их мир, а не мои вопросы о нём.

— И как тебе такое в голову могло придти? — несказанно удивилась она. — Я думала, что ты знаешь, что свободных земель нет. Так что общину для изгоев строить негде. Да и как ты себе представляешь массовый исход из города? Ты только вообрази, что будет, если все изгои соберут нехитрый скарб и выдвинутся в путь. Во-первых, нас никто не выпустит. Во-вторых, если убежать, то моментально сыщут. Каждый, кто удаляется от города без разрешения Элуваруса, становится объектом преследования. Ты что думаешь, одна ты умная, которая сообразила, что вне города мы смогли бы выжить, распахав и засеяв поля, заведя скотину и птиц. Постройка домов тоже не проблема — все мы люди работящие и быстро разобрались бы с возведением мазанок. Но мы не сможем покинуть город. Мы даже не имеем права незаметно переселиться в другую часть города.

— Но попытаться-то можно! Мне не верится, что Элуварусу хочется контролировать изгоев.

— А ему это и не надо, — небрежно подёрнула плечами Рэшма. — У него на это люди есть. Каждый, кто наделён магией, состоит либо в совете правления, либо работает на Элуваруса. У каждого своё дело. Кто-то обеспечивает безопасность внешних границ города, кто-то следит за порядком внутри него. Это только так кажется, что мы живём сами по себе. Пока выполняем свою работу, не лезем в чужую жизнь и не намечаем бунта, мы никому не нужны. Но стоит мужчинам прекратить работать в каменоломне и попытаться найти другую работу, как их ждёт кара.

Я напряжённо глянула на собеседницу. Столько всяких проблем с этой магией и контролем.

— Какая кара? — тут же спросила я, чтобы разобраться во всём до конца. — Хуже того, что с нами происходит, уже быть не может. Так что я не испугалась бы никаких наказаний.

— Да? — Рэшма прищурилась, пристально глянув на меня. — Ты забываешь, что кара коснётся не тебя, а твоих близких.

О! Ну, этого мне точно бояться не стоит! Если Элуварус отыщет моих родителей, то уверую, что он всемогущий. Я бы и сама хотела знать, как их найти, или хотя бы послать им весточку.