– У вас есть молоток и зубило? – спросил он вместо этого. – Они мне понадобятся.

– Да, господин.

Тоди сбегала в дом и принесла хорошие, довоенные инструменты. Каждый поселенец и банда мародёров желали иметь молотки и зубила, потому что обладание ими означало, что они могли бы раздобыть металл, если бы нашли его. Сареф выбил на надгробиях имена покойных поселенцев, пока Тоди смотрела.

– Ты голодна? – спросил Сареф, заканчивая последнюю букву

– Да, господин. Мама сегодня ещё не готовила еду.

– Ты умеешь готовить?

– Умею, господин.

– Тогда иди и приготовь еды, а я избавлюсь от вещей мародёров.

Он свалил в кучу всё, что оставалось от мародёров, и постепенно сжёг это, не позволяя слишком много чёрного дыма подниматься вверх. Остались лишь наконечники их багров, тесаки и даже обрез двуствольного ружья. Он осмотрел обрез. Он был старый и разболтаный. За него всё равно можно было выручить несколько жетонов, так что он его оставил. Приклад с вырезанным знаком банды можно было заменить. Он проверил металл на предмет выцарапанных знаков, но не нашёл ничего. Тоди вынырнула из хижины с ведром и ушла в лес, в направлении ручья. Сареф зашёл внутрь. В печи горел огонь, а на столе стоял мешок раздроблённого зерна. Он уселся у стены, напротив двери, и внимательно осмотрелся. Два хороших копья стояли в углу, а рядом с ними висели лук и колчан стрел, а также два кинжала в простых, кожаных ножнах. Хозяин, скорее всего, был больше охотником, чем фермером.

Вскоре скрипнула дверь и вошла Тоди, неся бадью с водой. Кряхтя, она поставила её на лавку у входа. Потом она налила пару ковшиков в горшок, сдвинула крышку с конфорки и поставила горшок на огонь.

– Господин, – спросила Тоди. – Как вас зовут?

Её естественный вопрос застал Сарефа врасплох. Он посмотрел девочке в глаза. Мысли о возможных осложнениях от истребления целой банды мародёров завертелись у него в голове. Он всё взвесил и обдумал.

– Меня зовут Сареф, – ответил он.

– Господин Сареф, что будет со мной?

– Я думал и всё ещё думаю об этом. На расстоянии одного дня пути есть хорошая семья фермеров. Я могу попросить их удочерить тебя.

Он остановился, думая о том, сколько сведений девочке было нужно в тот момент. Потом он решил, что она имела право знать.

– У них было пятеро детей за двадцать лет. Все они умерли, кроме одной. Они знают, что это такое – выращивать детей.

– Почему они умерли?

– По разным причинам. Медведь убил одну. Она была твоего возраста. Волк убил другого. А двое умерли от болезни, которую принесли мародёры.

– Так только одна выжила?

– Да. Она взрослая. Она бы стала тебе хорошей старшей сестрой. Они – добрая, работящая семья. Ты тоже от работы не бежишь, насколько я вижу. Ты с ними поладишь, если они согласятся тебя взять. Надеюсь, что согласятся, но ничего обещать я не могу.

– А если нет?

Эту мысль Сареф предпочитал не обдумывать. В глубине души он понимал, что первым вопросом Лейды будет, что им делать, если мародёры из той же банды узнают о Тоди. Это был бы очень законный вопрос. Сареф мог оказать на них давление, используя свою репутацию, но это было последним, что он бы стал применять против Лейды и Марси, да и против Бейш, которая стала равноправным голосом в семье.

– Тогда я что-нибудь придумаю, – ответил он.

Но как только Сареф сказал это, всплыла другая мысль. Он вдруг заподозрил, что Тоди сказала ему не всю правду. Он отклонился назад, заложил руки за голову и погрузился в раздумья. Пока он припоминал всё, что произошло с тех пор, как он вышел к жилищу поселенцев, Тоди заметила, что вода вскипела, насыпала туда чашку крупы и принялась мешать.

Сарефа беспокоило, что мародёры сходу убили поселенцев. Его также беспокоило, что девочка утверждала, что не знала никого в округе. Покинув Город три дня назад, он надеялся просто провести отпуск, держась в тени и наслаждаясь жареной дичью три раза в день. Снежный ком, который покатился, когда он нашёл останки Круда и Хельви, только что вырос выше дома, в котором он сидел. Имело ли только что совершённое убийство какое-то отношение к убийству Круда и Хельви?

– Сюда кто-нибудь вообще приходит? – небрежно спросил он Тоди.

Она вздрогнула, но было непонятно, от его ли вопроса или от капли кипятка, которая упала ей на руку.

– Торговцы солью приходят…

– А кроме торговцев солью?

Тоди замолчала. Чем дольше Сареф находился рядом с девочкой, чем больше говорил с ней, тем сильнее было у него чувство, что она была если не скрытная, то хитрая.

– Другие поселенцы приходят за мехами, шкурами и рогами, время от времени.

По изменению её голоса, позы и выражения лица, он сразу понял, что она поняла, что врать ему было бесполезно. Он имел дело с почти равной. От этой мысли волосы встали дыбом у него на затылке.

– Откуда? – спросил он.

– Я не знаю, господин. Они не говорят со мной, только с отцом. Не говорили.

– Где всё, что принадлежит тебе?

– Вот тут, на полке у меня над кроватью и в сундучке.

– У тебя есть игрушки?

– У меня есть кукла и волчок, господин.

– А теперь самый важный вопрос, – сказал Сареф. – Есть ли у тебя вещевой мешок, чтобы унести в нём твоё имущество?

– У отца есть тот, который он берёт на охоту. Брал.

Сарефа так же беспокоило, что Тоди не проронила ни единой слезы с утренних событий. Она говорила о своих родителях так, как если бы они всё ещё были живы, но сразу за тем поправляла себя, почти равнодушно. Он не понимал, была ли она всё ещё в состоянии шока от испуга, или просто не до конца понимала, что произошло. Но потом другая, странная мысль, посетила его, и он от неё нахмурился.