— Да тут пекло будет, на открытой местности! Вон уже как жарить начинает, — подумала Вера, вытирая пот со лба.

Перстень, который все также плотно сидел на её пальце, тёмный и безжизненный, вдруг замерцал, совсем не ярко, но девушка заметила.

— О! Вот и ты, дружок, похоже, пробуждаешься к жизни, а? — обратилась девушка к нему, как к живому.

— Вот кажется мне, ты то имеешь к происходящему самое непосредственное отношение, а? — и Вера поднесла палец с перстем к самому носу.

Тот виновато мигнул, наливаясь яркой синевой, будто услышал ее слова и, более того, был совершенно согласен с девушкой.

— Воот, другое дело. Таким ты мне нравишься куда больше, — улыбнулась не умеющая долго грустить девушка.

– Ну-с, что мы имеем. А имеем мы очень даже неплохой расклад. Я жива, здорова (пусть даже относительно, вдруг это все-таки кома). Место это хрен знает где. Но погода стоит прекрасная — раз. Экология здесь совершенно замечательная, два. Единороги эти — тут Вера опять ощутила волну радости и полного восторга — три.

— Однако надо куда-то идти, людей искать. Есть же здесь люди? — вот тут Вера призадумалась. Природа, эта чудесная местность вокруг, похоже, не знали руки человеческой. Вот не видела девушка плодов, равно как и отходов, от обычной деятельности человека. Да и никаких плодов не видела. Трава, целое море трав и луговых цветов расстилалось вокруг, чуть не до самого горизонта.

А кушать вот хотелось, и хотелось страшно. Ну, еще бы. Такие пертурбации тело бедное пережило. Такую встряску получило, да.

Вера кстати вспомнила о своем рюкзачке, и уже целенаправленно пошла назад, обнаруживая кое-где собственные следы. Трава, растущая кругом, имела обыкновение, судя по всему, распрямляться практически мгновенно, поэтому и следы свои девушка нашла с трудом.

И если бы не перстень, скажем по секрету, то не нашла бы их совсем. А тот, будто желая загладить свою вину, радостным мерцанием показывал девушке путь.

Вера, кстати, даже не задумывалась, почему шла именно туда. Просто на интуитивном уровне понимала, что не зря тот мерцает особенно ярко, когда девушка сворачивает не туда.

Да и трава все-таки кое-где не успела распрямиться полностью. Не привыкшая к таким вот весовым категориям, как у нашей Веры.

— Вот везде есть свои плюсы, во всем и везде, — думала Вера, пробираясь, ведомая перстнем, сквозь высоченную траву, уже далеко не такую влажную, а подсушенную солнцем.

И трава эта пахла сенокосом, о существовании которого девушка вдруг неожиданно вспомнила. Жаркий летний день. Пахнет цветущей липой. Жужжат пчелы, так умиротворяюще, а Вера, малышка совсем, сидит на одеяльце под этой самой липой.

Рядом, на простом байковом розовом одеяльце лежит игрушка. Это лошадка, любовно сделанная руками батюшки. Отполированная специальными твердыми бумажками и покрытая лаком. Вкусно так пахнет!

И лошадка та как живая прямо.

Правда, у батюшки в конюшнях Вера по малолетству не бывала, но видеть лошадок видела, когда тех выводили в специальный такой дворик, чтобы те побегали

Ох и любила девочка смотреть, как они, застоявшиеся в денниках, били копытами, ржали звонко и радостно, галопируя по кругу.

А Веруша смотрела на них, и еще тогда, в таком-то малом возрасте, думала:

— Они ведь на травку хотят… И далеко, далеко ускакать…

Девушка шла, и удивлялась собственным проснувшимся воспоминаниям.

— Надо же! Что вспомнилось… За все тридцать восемь лет первый раз, — подумала Вера, поражаясь глубине своей памяти, и вполне обоснованно предполагая, что там хранится еще немало удивительного.

Вот так, следуя перстню и собственным пропадающим на глазах следам, девушка дошла до места своего прибытия в этот мир.

Мы ведь с вами уже давно поняли, что никакая это не кома, а самый настоящий другой мир, в который её доставил перстень, тот самый камень-поисковичок, верно?

На траве, которая так и пыталась подняться, так и пыталась вылезти под живительные солнечные лучи, что ей удавалось с великим трудом, уже почти висела Верина красная аляска, а по сторонам валялись любимые замшевые сапожки.

— А где же рюкзак? — задумчиво сказала девушка, переворошив всю траву окрест.

Рюкзака не было.