— Ты!.. Ты понимаешь, что вчера ничего не было?! — лейтенант даже не прокричала, а провизжала свой вопрос. Она была на грани истерики.

— Даже не знаю, о чём вы, лейтенант, — ответил ей Николай настолько невозмутимо, насколько вообще был способен.

Майер сжала зубы и зажмурившись, отпустила его шею. Зажав рот рукой она попятилась, а как только упёрлась спиной в противоположную стену, побежала в свою каюту, шлёпая мокрыми босыми ногами. Николай сообразил, что вот именно сейчас оставлять лейтенанта Майер в одиночестве нельзя. Ведь вчера в первую очередь он сплоховал и поддался. Забыв про душ, он снова вскрыл механизм двери, чтобы вовремя ворваться внутрь. Лейтенант уже откручивала пробку с очередной бутылки. Николай перепрыгнул через широкую кровать и выхватил из руки дрожащей, бледной женщины бутылку. Майер отпрянула к стене, посмотрела на Соколова и тихо завыла, сползая на пол.

Николай подхватил её с пола и перенёс на кровать. Майер не сопротивлялась. Только дрожала и плакала. Он наклонился над ней и взял ладонями её голову, заставляя посмотреть на себя.

— Посмотри на меня, лейтенант! — громко и чётко сказал Николай, — вчера ничего не было. Конечно ты была слишком красива и слишком настойчива. Но этого ничего не было! Мы мирно пили чёртов бренди, ели конфеты и мило беседовали. Ты меня поняла?

Она просто смотрела на него, молча. Но плакать перестала. Соколов встал с кровати, взял бутылку, нашёл пробку и закрыл. После чего принялся заново обыскивать каюту, время от времени поглядывая на лейтенанта. Та лежала неподвижно, вцепившись в простынь вытянутыми вдоль тела руками. Её глаза пристально следили за движениями Соколова. А Николай снова находил одну бутылку за другой. Четыре штуки плюсом к той, что отнял у самой Майер.

— Это всё? Или ещё где-то спрятала? — строго спросил Соколов, глядя лейтенанту прямо в глаза. Она молчала и смотрела на него. Николай забрал четыре бутылки, по две в руке, а пятую оставил на круглом столе. Пройдя на кухню, поставил выпивку в шкафчик. Подумал о том, что лейтенант сейчас делает в каюте, наедине с бутылкой, которую он нарочно оставил. Быстро вернулся и заглянул внутрь. Майер лежала поперёк кровати, обнимая подушку и смотрела на стоящий на столе бренди. Не сорвалась, уже хорошо. Николай отправился на кухню, ни он, ни лейтенант со вчерашнего утра ничего не ели. Конфеты, которыми закусывали, не в счёт. В холодильнике нашлось только довольно неуклюже приготовленное овощное рагу. Замечательно. Она ещё и готовить не умеет. Покопавшись в морозилке, Соколов выудил оттуда вакуумный пакет полуфабриката. Надпись сообщала, что это тушёное мясо с овощами. Николай поджарил его на свой вкус, положил в две уставных тарелки и, прихватив ложки, вернулся к Майер.

Лейтенант лежала всё в той же позе, ещё крепче обняв подушку. Бутылка на столе осталась нетронутой. Соколов поставил тарелки на стол, придвинул два стула и снова повернулся к Майер.

— Подъём, лейтенант. Завтрак, — сказал Николай. Она не пошевелилась, как-то затравленно глядя на него. Было ясно, что слова до неё не долетают. Соколов решил повлиять на лейтенанта действием. Подошёл, взял её за ворот комбинезона и рывком поставил на ноги. Майер всхлипнула, едва держась на ногах и продолжая обнимать подушку. Николай отволок её к столу и посадил перед тарелкой.

— Я не весть какой повар, — проговорил он, садясь напротив, — но твоя стряпня ещё хуже.

Она сидела, прижимая подушку к груди, глядя в тарелку.

— Ешь! — прикрикнул Николай, стукнув ладонью по столу. Майер вздрогнула и уставилась на него, — эй, лейтенант Майер, у тебя через час прыжок. Ешь, раскачивайся и дуй в лётную.

Как это ни было удивительно, она послушалась. Взяла ложку и начала медленно, по чуть-чуть отправлять в рот поджаристые кусочки. Сам Соколов управился быстро, минуты за две. Он и не подозревал, насколько голоден. За это время Майер наковыряла из тарелки не больше четверти. Николай встал, взял тарелку и подхватил со стола бренди.

— И вот что, лейтенант, — развернулся Николай, уже направляясь было к выходу, поднял вскрытую бутылку бренди и продолжил, — не вздумай никогда больше без меня пить. Как приспичит — зови.

Когда за Соколовым закрылась дверь, лейтенант Майер несколько секунд смотрела ему вслед. Потом опустила взгляд в тарелку. Тушёные овощи с мясом, поджаренные до хрустящей корочки, почти остыли. А в голове у неё пульсировала одна единственная мысль. Что с ней такое? Что с ней, вот сейчас, такое? Почему она такая потерянная? Всего полчаса назад у неё была истерика. Отдалась спьяну, практически первому встречному. И трахалась с ним, как последняя оторва. Сколько? Похоже, весь вчерашний день? А он, он так себя ведёт… Мог спокойно поиметь её, ещё и ещё, как куклу. Просто подождать, пока она выдует ещё пару склянок. Или нажать на неё, пользуясь моментом, она бы сломалась. Чёрт! А он взял и выбил из неё всю истерику. И бутылку отобрал. Почему она не знает, как ей теперь быть? Почему не понимает, как себя вести с ним?

Не найдя что ответить самой себе, она спохватилась и принялась за еду. Действительно, нужно привести себя в порядок. Скоро прыжок. Чёртов Соколов! Не сделал ничего из того, чего она так боялась. А то, что он сделал, напугало её ещё больше. Она никак не ожидала от него такого. Вообще ничего этого не ожидала. Что-то пропустила в его досье? Хотя, если честно, не очень то внимательно она читала.

Бросив ложку и отпустив подушку, Майер вскочила со стула. Какого хрена она столько думает об этом Соколове?! Подумаешь, потрахалась с ним. Напилась просто, бывает. Посмотрела в тарелку, на дне осталось ещё много овощей. Снова медленно опустилась на стул, схватившись за голову. А вот ни черта подобного. Не ври себе, Майер. Пять лет у тебя ничего ни с кем не было, сучка. Напивалась и посильнее. Мужчины вокруг тебя хороводы водили, а ты только кривлялась, да слюни пускала втихаря. Майер покачала головой и зажмурилась. Дура. Потому и набросилась на него, потому и вела себя как шлюха. И потому же она так паршиво чувствует себя сейчас. Только вот чего она не могла понять, почему сорвалась только сейчас и почему на него, на этого штрафника, которого разжаловали ниже некуда?

Добравшись, наконец, до душа, Николай постарался выбросить из головы лишнее. Однако не смог. Всё, как всегда, пошло не туда и наперекосяк. Но так ли плохо всё пошло? А хрен его знает. Девчонка явно жалеет о вчерашнем. Хотя, если подумать, это был замечательный день. Какого чёрта он в этом усомнился? Что заставило его почувствовать какую-то непонятную вину? За что? За дикий, безумный секс с красивой женщиной? За несколько часов незамутнённой страсти и наслаждения жизнью?

Выйдя из душа и достав одежду из машинки, он посмотрел в зеркало и выругался на себя сквозь зубы. Рефлексировать начал, как сопляк какой-то.