Долго я не мог уснуть, мешали мне два обстоятельства: громко храпящий на другом краю комнаты старый Валдез и уличный фонарь, упорно светивший в окно и заливающий комнату светом. Но вскоре, усталость вместе с выпитым алкоголем взяли своё, и я заснул.

Проснулся я от внезапного страшного грохота. Входная дверь была с силой выбита, и луч фонаря слепяще ударил мне в лицо.

— Не дёргайся, гринго! — услышал я английскую речь с сильным акцентом.

А потом в лоб мне упёрся ствол бразильского Taurus PT 92: дрянной копии итальянской «Беретты». Естественно, доставать лежащий под рюкзаком «Кольт» уже не было смысла. Меня резко поставили на ноги, а в следующую секунду я почувствовал, как на моих запястьях защёлкнулись наручники.

— Ботинки мои не забудьте! — попросил я на испанском, вспомнив, что я снял их перед сном, чтобы не гудели ноги.

— Заткнись! — рявкнул незнакомец с «Таурусом», — Как у вас говорят, имеешь право хранить молчание.

Корнелита проснулась и гневно выкрикнула несколько слов на местном диалекте, но второй незванный гость заткнул её. В его речи мелькнуло слово Policia, и это означало, что по мою душу пришли не какие-то бандиты, а колумбийская полиция. Окончательно я в этом убедился, когда эти двое, подхватив мою обувь и рюкзак с пистолетом, потащили меня к полицейскому «Доджу Монако» 76 года. Бесцеремонно запихнув меня на заднее сидение, они сели спереди, завели двигатель и рванули с места.

Стояла глубокая ночь, и полицейская машина была единственной, кто ехал в этот поздний час по улицам Санто-Валверде. Мои спутники молчали, не разговаривая даже друг с другом. Я же безразличным взглядом смотрел в окно. Внезапно полицейский «Додж» остановился перед тёмным кирпичным зданием с надписью Policia. В окнах не горел свет, и вообще здание полицейского участка выглядело безжизненным.

— Приехали — оповестил меня по-испански сидящий рядом с водителем полицейский, — Вылезай!

Они вытащили меня из машины и повели к зданию. Я недовольно морщился: босые ступни ощущали неровные куски брусчатки под моими ногами. У входа в полицейский участок стоял полноватый полицейский: форма на нём сидела, как на пивном бочонке, того и гляди лопнет. Мусоля вонючую дешёвую сигарету, он кивнул двум моим сопровождающим:

— Что, поймали какую-то крупную рыбу, ребята?

— Умойся, Пончо! — гаркнул на него нервный коп с «Таурусом». — Сам-то только и подымаешь свою жирную жопу, чтобы покурить!

Миновав ставшего угрюмым Пончо, полицейские втолкнули меня в вестибюль. Внутри было жутко прокурено, чему я удивился: и зачем только Пончо выходит покурить на улицу, если, судя по запаху, курят прямо в вестибюле? Впрочем, это, вполне возможно, его причуды. Помимо простого стола, похожего на школьную парту и ряда табуреток у противоположной стены больше ничего в этом вестибюле не имелось. Жуткой трелью завёлся телефон на столе, и второй сопровождающий меня полицейский крикнул:

— Пончо, марш на пост, там звонят!

— Ну и хрен с ними! — раздалось с улицы, — Что, убивают там что ли?

— Веди его к шефу! — передал этот же коп своему напарнику с «Таурусом», — Санчез очень хотел его видеть!

— Хорошо, двигай, гринго!

Из полумрачного вестибюля меня провели по узкому коридорчику к единственной тускло освещённой комнатке. Грязная дверь с замызганным стеклом гордо оповещала картонной табличкой: «Шеф». Меня втолкнули внутрь и захлопнули за мной дверь так, что стекло жалобно зазвенело. Передо мной возникла небольшая комнатка, однако, в отличии от пустого вестибюля, в кабинете почти не было свободного места. Широкий дубовый стол, заваленный огромной кучей бумаги, на краю его — старый телефон и маленький вентилятор, едва продувающий помещение и напоминающий, что даже по ночам в Колумбии жарко. Слева от стола, едва втиснувшись — огромный дубовый шкаф, в котором хозяин кабинета выставил свою коллекцию сигар. Над окном, занавешенном дешёвыми жалюзи, висит чучело головы ягуара. Хозяин кабинета — тучный мужчина в солнцезащитных очках (и, судя по всему, он даже спит в этих очках) и пышными соломенными усами. Широкие челюсти перемалывают уже погасшую сигару. Свет от стоящего справа от шефа светильника, бьёт мне в лицо, когда я сажусь. Старый, посмотренный ещё в фильмах психологический трюк!

— Доставили, наконец тебя, гринго! — зычный голос шефа бьёт по моим барабанным перепонкам, — Кто такой? Цель поездки в Колумбию?

— Я — Рене Десперо, турист из Франции, — отвечаю я изподлобья, — Приехал пофотографировать местные красоты!

— Турист, значит? — усмехается шеф.

На стол, поверх кипы бумаг передо мной появляется моя кобура с «Кольтом» и ножны с “KA-BAR”.

— А это что, сувениры купил, гринго?

— Нет, у меня есть на них лицензия, — спокойно объясняю я.

— Хватит заливать, гринго! На кого работаешь? Герилья, Ортега, может Перес?

Я молчу, смотрю на пистолет. Если бы были свободны руки, я бы попробовал сбежать, но сейчас, в кандалах, далеко не убежишь.

— Говорю вам, я — турист! Бывший солдат Легиона….

— Ну да, бывший, — усмехается шеф.

Он встаёт со стола высится горой передо мной и приближает своё, искажённое от ярости усатое лицо ближе:

— Слушай меня внимательно, лягушатник! Здесь, в этом городе я — хозяин. Сеньор Рафаэль Онделло Санчез. Ни одно происшествие, ни одно преступление здесь не происходит без моего ведома. Ни один залётный наёмник тут не шарахается, если я его не одобрю. У меня везде здесь глаза, уши и нос! Даже если ты ещё ничего не натворил, знай: ты у меня на крючке, понял, ублюдок?