Из притчи об извивах Божьего промысла и историческом проигрыше мелких людишек крупным – получилась сатира о том, как шайка ничтожеств перехватила власть у благородных неудачников с хорошими лицами.

Вы, батенька, просто играть не умеете, сказал бы на это рыжий и подвижный человек в кепке. Ступайте к дьяволу. Он тоже не умеет.

Гражданскую войну выиграли царские генерал-лейтенанты у царских генерал-полковников

О Гражданской войне в России доподлинно известно, лишь кто ее проиграл. Продул, просвистел. Имена штабных мыслителей в аксельбантах и полубезумных атаманов-мясников в старину придавали веса победе голоштанных сапожников, ныне они же подняты на щит в качестве канувшей в никуда России. Победившая субстанция не членилась на персоналии, ибо пришлось бы признать, что все стратегически важные красные фронты возглавлялись дореволюционной выделки генералами и полковниками. Пролетарская историография умалчивала о них в силу неканонического происхождения, перестроечная – ввиду весомого вклада в победу восставшей черни.

Советская историческая наука сделала все, чтобы Гражданская война представлялась неофиту свалкой самодеятельных пролетарских шаек с регулярными легионами матерых, родством повязанных белых военачальников. Педалировать абсолютно бесклассовую сущность усобицы, в которой крестьяне дрались с крестьянами, казаки с казаками, а золотопогонники с золотопогонниками, история не решается и по сей день: как-то неловко признавать, что генерал-лейтенанта Деникина разгромил генерал-лейтенант Егорьев, генерал-майора Краснова и генерала от инфантерии Юденича – полковник Гиттис, а адмирала Колчака – полковник Каменев. Не слишком это вяжется с признанной обоими лагерями исторической доктриной «голодранцы против барчуков». Тем не менее факт: штабную науку и стратегию белого генералитета превзошла военная мысль их вчерашних соучеников по Академии Генштаба, а основным тактическим содержанием войны стала ротация верхушки русской армии: место паркетных генералов революционным путем заняли башковитые полковники.

Хроника неизвестной войны знала несколько этапов. На раннем, заложившем фундаментальные основы антизнания, мифология естественным порядком строилась на своевременно усопших комдивах – Чапаеве, Киквидзе, Щорсе, Котовском, Пархоменко и Дундиче: все полководцы рангом от командарма и выше, кроме Буденного с Ворошиловым, были уничтожены в армейских чистках 37–39 гг. Красавцы-усачи в хрустящих кожанках с деревянными кобурами отлились в сверкающую легенду, охлопанную шелком алых знамен. Четырехлетняя распря в изложении летописцев годами крутилась вокруг обороны Царицына, сталинской Малой Земли: член военного совета Южного фронта успел там немного покричать в рупор и подписать пару приказов, которые 15 лет спустя счастливо решили исход войны.

Накативший еще через 20 лет реабилитанс укоренил в общественном сознании новую когорту победителей – командармов Тухачевского, Якира, Блюхера, Уборевича и других, активно лоббируемых в печати их потомками из числа лояльной оппозиции. Темное дело яснее не стало. Все же дерзкий мыслитель современной войны М. Н. Тухачевский, родоначальник парашютно-десантных войск и автор тактики танковых клиньев, успешно реализованной в 41–42-м гг. генерал-полковником Гудерианом, в гражданку командовал всего-навсего армией, каких в вооруженных силах республики было на круг двадцать две; командование фронтом в рейде на Варшаву лавров ему не принесло, поляки отбились (что до чапаевского вклада в общую победу, то тут ломание табуреток и вовсе неуместно: дивизий, подобных васильиванычевой, за власть Советов воевало ровно 174).

Новое время сделало героями проигравших: позорным неудачникам Деникину, Корнилову, Колчаку, Врангелю, Юденичу, Махно в свежеизданных поп-энциклопедиях посвящено аж по три разворота персональных очерков с важными подробностями, как эти люди любили Россию и отказывались носить теплую шубу. Очередной соцзаказ потребовал малинового звона по белому воинству – задача, прямо скажем, не из легких, если кто помнит, как вела себя Добрармия на «освобожденных» территориях. Как фашистские оккупанты она там себя вела; вопросы с евреями, коммунистами, бабами и имуществом гражданского населения решались абсолютно идентичным способом.

Впрочем, контрабандная героизация синих гусар с гитарами шла с самого конца 60-х: двадцатикратное переписывание красной истории войны, тройная классовая фильтрация победителей, непристойная грызня реабилитированных потомков из элитных домов на Грановского и Серафимовича открыла дорогу цельному и монолитному белому мифу с поклонами, присягой, снами о России и романсами промотавшихся изгнанников. Пошли по рукам ксерокопии Гумилева, потянулись выездные плакальщики на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа, еврейские шансонье вместо песен про красных казаков стали сочинять баллады про господ офицеров.

Несмотря на откровенный гимн революционному очищению элиты, трилогия «Хождение по мукам» в лучших домах 6070-х читалась как плач по непорочной России, потоптанной хамом-комиссаром.

Сегодня она ценна как раз противоположным открытием: революция состоялась только благодаря увлеченным очистительной идеей перебежчикам из высшего сословия. Присягнув новому миру, наиболее совестливые лица белой кости, голубой крови и дворянской национальности сделали мятеж революцией – не их вина, что человек по природе оказался хуже и подлей, чем рассчитывали пролетарские идеалисты.