— Внушаете.

— Что? — заинтересованно замер шеф.

Вообще-то мне его, убогого, жесть как жалко было, но вслух я сказала:

— Материнское желание защищать.

Люциевич устало закатил глаза, тяжко вздохнул и вдруг спросил:

— Вы что в обед делаете?

— Обедаю, — вполне логично ответила я.

— Ну и отлично. Значит, пойдем пообедаем вместе.

— Вы меня что, приглашаете? — от шока у меня, кажется, начал нервно дергаться правый глаз.

— А вы хотите отказаться?

— Да кто же в здравом уме от халявного обеда отказывается? Вы же меня, надеюсь, не в гендель к алкашам поведете, а в какой-нибудь приличный ресторан?

— Антипенко, я вас прибью когда-нибудь.

— Не советую, — чопорно заметила я. — Во-первых, посадят, а во-вторых, лишитесь ценного кадра.

И тут, как гром небесный, на меня обрушилась улыбка Люциевича. Нет, правда, это было что-то совершенно невероятное. Сначала в глубине глаз заплясали озорные чертики, потом сетка тонких лучиков-морщинок прорезала их внешние уголки, а затем мягко изогнулись губы, обнажая ряд ровных, белоснежных зубов.

— Вы что, улыбаетесь? — открыла и не закрыла рот я.

— Это преступление? — удивился шеф.

— Да нет, просто я первый раз вижу, как вы улыбаетесь.

— И как? — красиво заломил бровь босс.

Я, наверное, была настолько обескуражена, что не успела даже сформулировать в своей голове ответ на его вопрос, а потому ответила, как чувствовала в тот момент:

— Офигенски.

Люциевич улыбнулся еще шире, заставив мое сердце сделать какой-то немыслимый кульбит и грохнуться в бьющей его агонии прямо под ноги просто до неузнаваемости преобразившемуся мужчине. Мать моя женщина. Да такой улыбкой можно ледники плавить.

— Слушайте, а все-таки как вы здесь оказались? У вас же доклад на конференции.

— Ну, во-первых, доклад у меня был в девять утра, во-вторых, у нас Германией разница во времени час, а в-третьих, как только я закончил свою речь, тут же отправился в аэропорт и через два часа оказался дома. А вы что, не рады моему возвращению? — подозрительно прищурился шеф.

Паразитка "Марфа Васильевна" предательски сжалась, чуть не спалив всю контору. Много чести упырю знать, что я по нему скучала.

— Отчего же не рада? Очень даже, — кивнула я. — С радостью сбагрю на вас всю заботу о вашем адском лизинге. Будете теперь сами от своих ушлых акционеров отбиваться. А то понаехали тут с самого утра. Натоптали, воздух испортили, чуть драку не устроили, и Аллочку до обморока довели.

— Какие еще акционеры? — напрягся Люциевич.

— Борзые, — пожаловалась я. — Ваш извращенец-крестный с пятью процентами…

— Откуда у крестного взялись акции "Адаманта"? — перебил меня озадаченный Люциевич, и я недоуменно пожала плечами:

— А я знаю? Пришел тут, и давай права качать: я новый акционер, хочу собрания… А эти двое, нет чтобы сразу сказать, что у них…

— Какие двое? — опять не дал мне закончить возмутительную тираду шеф, испытывающе уткнувшись в мое лицо тревожным взглядом.

— Мужик такой здоровенный, видный, харизматичный, — доложила я. — И с ним гламурная красотка. Вся с ног до головы в Версаче.

Люциевич позеленел и выдал сквозь зубы что-то вроде: "Мать моя…"

— Вот-вот, — закивала я. — Я их почти туда приблизительно и послала. К такой-то матери.

— Антипенко? — оторопело вытянулся босс. — Вы что сделали?..

— А чего они со своими четырьмя процентами приперлись? Тоже мне помощь. Ни срам прикрыть, ни пыль в глаза пустить.

— Как четыре процента? — внезапно поменялся в лице Люциевич. — У них же было…

И вот тут шеф заткнулся, а из груди его вырвалось какое-то натурально демоническое рычание.

Первой неладное почуяла "Марфа Васильевна", она у меня вообще на такие нюансы особо чувствительная натура. От нее импульсы пошли мне прямо в мозг, и я предусмотрительно сделала шаг в сторону от медленно звереющего Люциевича.

— А к-куда это вы собрались? — видя, что он, вытаскивая из кармана свой айфон, стремительно направляется в кабинет, бросилась за ним следом.

— У меня важный звонок, — рявкнул чертобосс, порвав как тузик грелку минуту назад сразивший меня наповал фантастический образ "мартеновца", в смысле, айсбергоплавителя, и вернув себе облик привычного злыдня-упыря.

— А как же обед? — запоздало трепыхнулась я.

— К дьяволу обед, — громыхнул этот бесноватый, дернул галстук и стал гневно мерить шагами свой кабинет, удерживая подле уха трубку с переадресованным кому-то вызовом.