Картинка снова меняется. Я в каком-то ужасном отвратительно пахнущем месте. Напротив меня снова врач. Но не тот, что меня оперировал.

— Сана, правильно? Ты, главное, не волнуйся. Мы же тебя не обидеть хотим, ну, право. Просто расскажи, что ты делала?

Мы беседуем с ним уже битый час. Я ужасно замерзла и устала. Чтобы это все поскорей прекратить, решаю рассказать все, как есть:

— Я разговаривала с духами…

— А что они тебе говорили?

— Не знаю. Всякое… Извините, очень хочется спать. Можно мне отдохнуть?

— Конечно-конечно… Олег Палыч, проводи нашу новую пациентку.

— Куда будем оформлять?

Толстяк за столом задумчиво стучит по столу пальцами.

— Пока в отделение реабилитации. Она же после операции.

Отделение реабилитации — самое свободное, если в психоневрологическом диспансере в принципе можно говорить о каких-то свободах. Так что мне даже везет. Только я об этом не знаю. Я вообще поначалу не понимаю, куда меня привезли. И за что.

Мальчик-то жив. И я не сделала ничего плохого.

Взрыв хохота за столом выдергивает меня из трясины воспоминаний. Теперь Акай смеется на пару с Исой. Час от часу не легче. Им смешно, а у меня до сих пор от страха затылок сводит. Наверное, я никогда не пойму этих мужиков.

— Все же я рекомендую вам принимать таблетки. И побольше отдыхать, — отвлекаюсь я на Кирилловну.

— Отдохнешь тут! Гошку-то нам всего на неделю привезли. А у меня окромя него еще полным-полно работы, — бормочет Алевтина, смешно поигрывая зубным протезом. — Сейчас! Я тебе зеленушки нарву. Уже проклюнулась. Что-то я сразу не сообразила…

— Не нужно! Вам сейчас лучше не наклоняться… — бормочу я вслед ускакавшей в огород старухе. Да только толку от моих просьб? Слух у Кирилловны такой же избирательный, как и подход к лечению.

— Вот, Сана! Возьми. На салат… Свежее.

— Спасибо, — вздыхаю я.

Не взять — обидится. Наверное, в деревнях еще не скоро отвыкнут от привычки таскать доктору взятки.

— На здоровье. И это… Ты, девочка, от своего дара зря открещиваешься. Все знают — это не к добру.

Теперь мой черед притворяться глухой. Возвращаюсь к Акаю с зажатым в руке пучком зелени. Тот выглядит страшно довольным. Растягивает губы в широкой улыбке. Трясет у меня перед носом бумажкой не первой свежести.

— Вот! Даже в рамку поставлю. Мой первый протокол!

Он действительно в восторге от дерзкой выходки Исы. Может, ему надоело, что все в округе только и делают, что заглядывают ему в рот? Не знаю… Где-то вдалеке протяжно и плаксиво кричит беркут. Я задираю голову, чтобы его разглядеть, спотыкаюсь о выступающий корень сосны и чуть было не падаю. В последний момент мой падение останавливает Иса. Задница касается его паха, где все достаточно бодро так выступает. Длится это какие-то секунды. Совершенно недостаточно. Меня обдает обжигающей волной. Я еще сильней подаюсь к нему, хотя в этом нет абсолютно никакой необходимости. На ногах я стою уже достаточно прочно. Но Акай-то об этом не знает! И я просто не могу отказать себе в маленькой шалости. Лицо обдает ветром. Одуряюще пахнет весной. В этом запахе только-только распустившихся листьев, смолистом аромате набухших шишек и сладком благоуханье маральника мне веет свободой…

Вон, что я вытворяю. Прямо на глазах у Акая. От собственной дерзости кружится голова.

— Осторожно. Убьешься ведь.

Иса смотрит на меня сквозь упавшие на лоб черные пряди. У него достаточно модная стрижка — с удивлением отмечаю я. Совершенно не типичная для местных. А еще лепные скулы, четко очерченные красивой формы губы и колючие глаза. Он понимает, что и зачем я делаю. И не одобряет этого. Возможно, мне стоило бы застыдиться, но вместо этого я думаю о том, что такие люди, как Иса, наверняка очень красиво стареют. И что их красоту совершенно не портит даже дерьмового качества камуфляж.

— А на меня? Протокол тоже составили? — я отвожу взгляд. Акай подходит ближе. Кладет мне на плечо руку. В таком до боли знакомом, опостылевшем до смерти жесте.

— Зачем же на тебя протокол, девочка? Это я нарушитель. Правда, начальник?

— Угу.

Иса собирает в обшарпанную папку свои бумажки и на нас больше не смотрит.

— Вот и ладненько. Разобрались. Значит, мы можем быть свободны? — продолжает дурачиться Акай.

— Конечно. А в следующий раз все же, мой вам совет, получите разрешение на полет над заповедником.

— Да уж. Рецидивистом становиться не хочется.

Акай смеется, сосредоточив на мне все свое внимание, и упускает момент, когда на скульптурных скулах Исы проступают желваки. Понимаю, что нам нужно уходить, пока ситуация еще больше не усложнилась.

— Пойдем, Акай. У меня сегодня полно работы.

Накрываю своей рукой его огромную лапищу. Знаю, как ему нравится, когда я сама по доброй воле его касаюсь. Его веки в тот же миг тяжелеют. На дне монгольских глаз загораются язычки пламени. Мне удалось переключить его внимание, да. Цена вопроса? Как всегда, я. Мое тело… Ну, что ж. Мне ли привыкать?