Но он этого не делает. Я чувствую, как холодный металл скользит по моей руке. Плачу сильнее.

— Остановись…

— О нет, милая, это только начало. Но я оставлю тебе руки. Мы ещё найдём им применение.

Лезвие продолжает путь по моей коже. Задевает грудь. Я чувствую давление на сосок. Сжимаюсь ещё сильнее.

— Может, одну из сисек? Их он точно хорошо помнит… Сразу узнает… Скажи, сколько раз он их трогал?

Уже не помню. Ничего не помню. Не могу об этом думать. Не могу думать ни о чём, кроме его грубости, когда он хватает вторую грудь, не тронутую кинжалом.

— Нет… Сиськи я тоже хочу оставить. Мне нравятся твои сиськи, Линн. Пусть останутся для меня.

Всё моё тело будет принадлежать ему.

Когда я немного отодвигаюсь, кинжал задевает меня. Порез крошечный, но этого достаточно — шрам останется навсегда, но самое страшное, что с ним останутся воспоминания об этом дне.

— Не вынуждай меня, цветочек. Не хочу скучать по какой-то части этого тела.

Да плевать уже на тело. Мне просто хочется умереть. Пусть убьёт меня. Так было бы лучше. Чтобы всё закончилось. Никаких голосов, никаких кошмаров, никаких воспоминаний. Не останется ни слёз, ни отчаяния.

Смерть не может причинить больше боли, чем всё это. Смерть просто не может быть хуже.

Смерть подарит мне то же умиротворение, что и поцелуи Артмаэля.

Рука Кенана возвращается к моим волосам. Он приставляет подносит к моему горлу. И смотрит. А у меня нет сил даже посмотреть на него с ненавистью в ответ. Даже страха не осталось.

Я опустошена.

— Пока что хватит и этого.

Не успеваю понять, что он задумал, как он дёргает прядь и отрезает. Одним быстрым движением он отнимает у меня ещё одну вещь. Одним быстрым движением он забирает часть меня.

— Скажи, цветочек… Как долго, по-твоему, будет плакать принц, когда увидит прядь твоих волос? Когда увидит твою одежду? Когда поймёт, что ты в моих руках? Когда я расскажу ему, что сделал с тобой… Как скоро он примчится спасать тебя?

Ему снесёт крышу. Артмаэль совершенно потеряет голову. От боли и бессилия. Так же, как сейчас схожу с ума я, потому что не могу ничего сделать. Потому что знаю, что это ловушка и даже не в силах пошевелиться. Потому что от малейшего движения остаётся ещё один порез. Потому что его колено упирается в мой живот. Потому что его рука сжимает мою шею.

Потому что его зубы разрывают мои губы в отместку.

— Ты такая сладкая, цветочек… Такая слабая…

У меня нет сил отвечать ему. Нет сил сопротивляться. Я закрываю глаза, чтобы не видеть его лицо напротив своего, но даже так я продолжаю всё чувствовать. Боль. Головокружение. Его дыхание на моей коже. Я чувствую даже слёзы, хотя думала, что у меня их не осталось.

— Пожалуйста… — снова умоляю я. Но это бесполезно. Мне ничто не поможет.

— Вот так, цветочек, да. Продолжай умолять. А я больше не буду тратить время на разговоры. У меня есть… лучшее применение для рта.

И Кенан использует рот, оставляя слюнявые дорожки.

На моей шее. На моём ухе. На моей груди.

Последний месяц размывается в моей памяти. Мечты, маячившие на горизонте, мигают последний раз и гаснут. Ласки Артмаэля тонут в разврате Кенана.

Я забываю поцелуи моего принца. Забываю его нежность. Забываю его любовь.

На их место снова приходят грязь и бесчестие. Теперь я снова не больше, чем шлюха.

Когда Кенан берёт меня, я даже не вскрикиваю. И плакать больше не могу.

Я просто отворачиваю голову и закрываю глаза.

Каждый толчок становится ещё одной причиной умереть.

АРТМАЭЛЬ

— Артмаэль, тебе нужно поспать. И поесть хоть что-нибудь. Когда ты последний раз закрывал глаза или нормально обедал?

Я не сплю уже сутки. Провёл весь день взаперти, питаясь одними фруктами, которые Жак чуть ли не силой запихивал мне в рот. Но мне не хочется ни есть, ни спать. Потираю руки, пытаясь согреться, хотя солнце ещё не село.

— Оставь меня в покое. Почему ты вообще здесь, а не со своей женой?

Мой единокровный брат смотрит на меня с безграничным терпением будущего отца.

— Потому что именно ты отказываешься от охраны. Что, если преступник вернётся и…

— Ему нужен не я, — перебиваю я.

И это правда. Я не опасаюсь за свою жизнь — он не так глуп, чтобы возвращаться во дворец или вообще… оставаться здесь. Скорее всего, он уже покинул город. Бросил все свои вещи и дела — не такая уж большая плата за шанс спасти свою шкуру.