Наверняка она завтра утром плюнет в мой завтрак за эту выходку. И не удивлюсь, если в ближайшие дни у меня появится сыпь (одна из самых жутких вещей, что только может со мной случится, кстати) из-за её проклятий в мой адрес. И я не буду её винить.

В итоге весь остаток ночи я обзывал себя дураком, глядя в потолок, пока Хасан рядом тихонько посапывал во сне.

Почему?

Потому что я идиот.

Почему?

Потому что я полное посмешище: как принц и как мужчина. О, как же все обрадуются, когда я вернусь во дворец. Когда узнают, что я потерял всё, что имел. Артмаэль Импотент. Чудесно. Да, подданные теперь точно будут меня уважать.

Почему?

Потому что я думал о ней. О том, как мы были там в лесу, вдвоём, наедине, так близко. Поцелуи дочки охотника напомнили мне о том, как сильно я хотел в тот момент поцеловать Линн. О том, как близок я был к тому, чтобы проверить, откажет ли она мне на этот раз. Узнать, как далеко мы можем зайти.

Но нам помешали, и я почувствовал себя дураком. Когда наши руки соприкоснулись на верёвке, я налепил на лицо улыбку, но сердце заколотилось, а от кончиков пальцев по всему телу разлилось тепло.

Жар.

Желание.

Хотя я знал, что она оттолкнёт меня.

Знал, что именно она, из всех известных мне женщин, не переспит со мной даже за всё золото Маравильи.

Знал, что это положит конец всему, что сблизило нас за эти дни.

Я засыпал, надеясь, что на утро ничего не вспомню. Просто я был слишком уставшим и потому не мог отогнать от себя дурацкие мысли — так мне казалось. Но, когда я всё-таки просыпаюсь и вижу утренний свет, проникающий через окно, приходится признать, что избавиться от навязчивых желаний не так-то просто.

После завтрака, прошедшего в напряжении, мы отправляемся в путь. Охотник подсказывает нам дорогу и сообщает, что кратчайший путь лежит через большое болото недалеко от его дома. Он предупреждает, что это опасная тропа и что не всем удаётся перейти это болото, но мы только смеёмся в ответ. Мы-то уже хорошо знаем, что такое опасность. И потому уверены, что с нами ничего не произойдёт.

Хасан признаётся, что болота всегда пугали его, потому что в их мутной воде может скрываться всё что угодно. Линн, как всегда, успокаивает его, уверяя, что ничего страшного с нами не случится. Мы искренне так считаем большую часть утра, проходя по грязной тропе. Я закрываю нос и рот тканью плаща, чтобы не стошнило от вони. По правую руку растут блёклые тростники, по левую — унылые искривлённые деревья. Копыта издают неприятный чавкающий звук, пока мы едем через грязь. Лошади ведут себя нервно, и я их понимаю: в такую жару всё вызывает раздражение, особенно мошки, которых приходится постоянно отгонять. Но пока что самое страшное, что мы встретили на этом пути, — это болотная жаба. Туман, сгущающийся под копытами лошадей, поначалу не слишком нас беспокоит, но по мере того, как он становится выше и плотнее, мы начинаем подозревать, что это может стать проблемой.

Солнце уже должно быть где-то наверху в небе, когда мы решаем, что дальше так идти не можем. Возможно, мы уже ходим кругами, но нельзя сказать наверняка, потому что мы не видим ничего дальше своего носа. Лошадь Линн и Хасана я вижу как одну расплывчатую тень. Мы могли зайти в воду и даже не заметить этого. Поэтому я останавливаюсь, когда Линн это предлагает, и слезаю с коня. По крайней мере, пока я чувствую дорогу своими ботинками, у нас меньше шансов утонуть, хотя мне противно ступать по грязи и представлять, что вся местность кишит пиявками.

— Не нравится мне это место. И весь этот туман… — подаёт голос Хасан где-то справа от меня. Не могу не согласиться. — Он какой-то неестественный.

— На этот раз дорогу выбирала не я, так что ко мне никаких претензий, — говорит Линн.

Волшебник что-то ворчит себе под нос, и я уже собираюсь подразнить его в шутку, чтобы разрядить обстановку, как вдруг замечаю нечто странное.

Три огонька впереди.

Первым на ум приходит Мерлонский лес — как его блуждающие огни игрались с нами, оживляя наши худшие кошмары. Я останавливаюсь на месте и отказываюсь идти дальше. Но радуюсь, когда понимаю, что ошибся: размытые огоньки вскоре превращаются в фонари по мере приближения, и мы все облегчённо выдыхаем. Нам навстречу идут три пожилые женщины, одетые во всё чёрное, с масляными лампами в руках. Не сказать, что это приятная встреча, но, по крайней мере, они похожи на людей. Никаких львиных тел с жалами скорпионов из задницы. Я немного расслабляюсь.

— Кто вы? — спрашивает Линн. Я вижу только её силуэт рядом со мной.

Небольшая пауза, как будто женщины обдумывают ответ.

— Мы пришли, чтобы исполнить ваши желания…

Холодок проносится по позвоночнику, как паук, и по коже разбегаются мурашки. Ответ прозвучал шёпотом, но они втроём произнесли его одновременно, и это было довольно жутко. Мои желания? Ну, если только они не прячут под своими чёрными тряпками корону, то не знаю, как они собираются их исполнить.

Оборачиваюсь к своим спутникам, но туман стал таким густым, что стоит мне протянуть руку, и я уже не вижу собственных пальцев.

Что происходит?

— Линн? Хасан?

— Артмаэль.

Резко вдыхаю и смотрю перед собой — на лампу, которая меркнет на мгновение, прежде чем снова засиять с новой силой. На женщину, на которую совсем не действует туман. Я вижу каждую её чёрточку. Могу различить каждую деталь.

Вот только это не какая-то посторонняя женщина. Это Линн.

Линн, с такими же растрёпанными волосами, как и всегда. В гранатовом платье, хоть и не в том же самом, в каком была, когда мы познакомились. Этот простой образ только подчёркивает её красивые черты, её белую кожу. В одной руке она держит лампу, а в другой крутит золотую корону. Кажется, она собиралась протянуть её мне, но в последнюю секунду передумала и лёгким движением надевает на себя, немного криво. Она улыбается мне, почти насмешливо. Словно смеётся надо мной. Дразнит меня.