Я могу ему доверять.

Обхватываю его лицо ладонями. Мы оба закрываем глаза и снова целуемся. Снова прижимаемся друг к другу. Когда он проводит руками по моей спине, слегка царапая зубами шею, я едва сдерживаю стон, но накланяюсь к его уху.

— Пусть это будет, как поцелуи… — шепчу я то ли ему, то ли самой себе. — Пусть это будет… так, будто я нечто большее, чем просто развлечение.

Он ничего не говорит. Только ещё сильнее вцепляется в меня руками. А я ещё сильнее вцепляюсь в него.

Мы теряемся друг в друге. Остаются только тела, вздохи, стоны, ласки. И всё хорошо. Мы касаемся друг друга везде, изучая, кусая, царапая, убивая, разрушая, чтобы возродиться вновь в нежных объятьях. Мы двигаемся, потеем, меняемся местами, сдаёмся без боя. И я как будто делаю это впервые, несмотря на все те годы, когда ко мне прикасались другие. Будто я не знала, что это на самом деле такое. Потому что до этого самого дня я не знала, на что способно одно ласковое движение. Один-единственный поцелуй. Не знала, что такое дрожать от желания, не знала, как это — отключить голову, потерять счёт времени, позабыть про весь мир, когда между двумя людьми не остаётся свободного пространства.

Я не знала, что значит взорваться, распасться, раствориться, забыться, будто это тело мне не принадлежит.

Я не знала, каково это, когда кто-то кончает, но продолжает целовать, обнимать, утыкаться носом в твоё плечо. Раньше, когда всё заканчивалось, я пыталась отстраниться. Но пока Артмаэль дышит мне в шею, я могу только провести пальцами по его волосам и закрыть глаза. И в этот самый момент наши липкие тела вовсе не кажутся мне чем-то отвратительным.

Мы остаёмся лежать так, молча, тяжело дыша, пытаясь успокоить сердцебиение, долго-долго обнимая друг друга.

— Можно… я останусь? — шепчет он слабым голосом.

Открываю глаза и вижу перед собой потолок, а затем смотрю на него, всё ещё прижимающегося щекой к моему плечу. Глажу его волосы.

— Останешься?.. Спать? Здесь?

Он медленно приподнимается. Словно боится отказа. Будто сомневается в своих словах.

Не могу сдержать улыбку. Никто прежде не хотел остаться ночевать со мной.

Никогда ещё я не просыпалась рядом с кем-то.

— Можешь.

Артмаэль поднимает голову, но я не даю ему вставить слово.

Мы снова целуемся.

Хотя бы на одну ночь мы можем притвориться, что за пределами этой кровати ничего не существует.

АРТМАЭЛЬ

Я просыпаюсь утром с первым лучами солнца, но с чувством, что закрыл глаза всего несколько минут назад.

Знаю, что пора вставать, одеваться и идти завтракать. Но я позволяю себе ещё несколько секунд поваляться в этом состоянии полудрёмы, наслаждаясь теплом простыней и тела, льнущего ко мне. Тела девушки, которую я крепко прижимаю к себе, как это делал всю ночь. Мои пальцы скользят по нежной коже её спины и останавливаются на изгибе бёдер.

Открываю глаза. Линн лежит щекой на моей груди, а её взлохмаченные волосы щекочут мне шею. Её грудь поднимается и опускается под ровный ритм дыхания, а обнажённое тело, прижатое к моему, кажется таким же естественным, как биение сердца. Мы не отстранялись друг от друга всё это время, и мне дико хочется, чтобы так было и дальше. Остаться здесь навсегда, в этой комнате, вдали от всего остального мира, только вдвоём — разве не прекрасно? Здесь мы можем быть теми, кем хотим. Здесь прошлое не имеет значения. Разве она не сказала, что мой поцелуй подарил ей умиротворение? Я был первым, с кем она это испытала. Улыбаюсь, не в силах поверить своему счастью. Мне… невероятно повезло. Такой бред. Ну просто глупость. Но это ощущение не проходит, даже когда сны сменяются явью.

Она просыпается, но чары всё равно не развеиваются до конца. Возможно, потому что она ничего не говорит. Или потому что наши взгляды встречаются, и она просто улыбается, ещё сонно, рассеянно. Мы не ищем друг друга, потому что уже нашли ночью. Её губы касаются моей груди — там, где бьётся сердце, после чего она снова прижимается щекой. Мой пульс учащается.

Я не против помолчать ещё немного.

Можно мы просто останемся здесь? Я не выпущу её из этой комнаты, пока она не научится любить саму себя. Пока не полюбит меня. Забудем про Сильфос, корону, Кенана, тех людей, которых он послал за ней… Даже про Хасана, его лекарство и некромантов в Башне. Разве это плохо?

Наверное, это всё же не то, чего я бы хотел для нас. Не хочу прятаться, скрываться. Прошлая ночь не отменяет всё то, чем мы занимались до этого вместе, и всё хорошее, что у нас было: мои приключения, её торговые дела.

Запускаю пальцы в её спутанные пряди.

— Доброе утро… — я произношу это шёпотом, почти испуганно. Но ничего не меняется. Мы не рассыпаемся в пыль. Не превращаемся в лягушек. И даже здание не рушится. Напротив, её объятья становятся ещё более реальными, более крепкими.