Они проснулись чуть ли не в одну и ту же секунду - по крайней мере, Жанне так показалось. Он повернулся к ней, хотел прижать её к себе, но сдержался и только взял её за руку. Неестественность их близости становилась почти невыносимой для обоих.

– Я спал всю ночь в твоей постели, - произнес наконец Жак.

– Тебе понравилось?

– Если бы ты прогнала меня, я бы умер.

– Какие глупости! Это неправда.

– Это правда, Жанна, - сказал он совершенно серьезно.
– Я бы не стал этого говорить, если бы это не было правдой. А теперь, пожалуйста, прикоснись ко мне.

– Я не могу, - полу-испуганно, полу-кокетливо отозвалась Жанна.

– Можешь, - тихо сказал он.

И она снова подчинилась этому голосу. Протянула руку и тронула его за горячее, обтянутое тонкой рубашкой плечо. Он резко вздрогнул, потом рассмеялся:

– Ничего не получится, - тоже весело отозвалась Жанна.
– Ну, просто совершенно ничего.

Она не могла себе представить, что этот человек, которого она вроде бы знала столько лет, сейчас стал ей удивительно близок. Как могла она даже не прикоснуться к нему ни разу за все эти годы? Почему хотя бы не попыталась это сделать?

– А то, что я здесь, тебя не напрягает?
– спросил он, будто прочитал её мысли.

– Ничуть.

В подтверждение своих слов она встала, взяла из кроватки ребенка и, спустив рубашку с плеча, дала девочке грудь.

– Уверен, что ты пришла в ужас от моей просьбы, - продолжал он настаивать.
– Но при твоей доброте и мягкости просто не решилась отказать...

– Как я могла отказать?
– просто спросила она.

– Ты удивительная женщина. А в этой комнате, в ней просто как в раю. Я не мог оторваться от тебя. Притворялся, что прихожу ухаживать за тобой, ну, как сиделка. И боялся, что ты меня прогонишь. Я целыми днями думал о тебе, о том, как мне хорошо было бы рядом с тобой в этой постели. Мечтал, что ты позволишь мне до тебя дотронуться. Когда я в первый раз сидел в этом кресле и смотрел на тебя спящую... Это глупо, понимаю, но я почувствовал, что ты - моя...

– Ты шутишь, - пролепетала Жанна.

– Я совершенно серьезен, - возразил он.
– Ты очень красивая. Я понимал это ещё тогда, когда не любил тебя. Но теперь мне кажется, что я всегда тебя любил.

Жанна задрожала, взволнованная и растроганная той смелостью, с какой он бросался в бездонный омут страсти. Ей почудилось, что темные воды нежности и доверия сомкнулись над ними, навсегда отрезав от сухой и холодной земли, где любви давно не было.

– Я люблю тебя, люблю, - сказал Жак.

Она и не думала, что когда-нибудь снова услышит эти слова.

– Ты просто не понимаешь, что говоришь, - возразила она, но в её голосе явственно прозвучали кокетливые нотки.

– Ты очень красивая, - повторил он.

Она недоверчиво улыбнулась, но в глубине души знала, что он прав: она действительно была красива, красива по-настоящему. Всегда её красота была угрозой для окружающих и тяжким грузом для неё самой. Она как бы старалась уберечь от неё других, добровольно замкнулась в уединении, отрицала очевидное. Но теперь все это осталось в прошлом, она снова была самой собой, и могла называть вещи своими именами, могла наслаждаться силой своей красоты.

– Ты ведь не оставишь меня?
– обеспокоено спросил Жак.
– Не прогонишь? Не уйдешь?

– Куда я пойду? Я прикована к этой комнате, к этой кровати.

– Правильно. Ты должна быть здесь, ты не сможешь уйти, правда? Ты дождешься меня?

– Конечно, дождусь, - устало ответила Жанна.

Боже мой, а что ей ещё оставалось делать? Как всегда, терпеливо ждать.

– Ты моя пленница, - заявил он уже совершенно другим, успокоенным тоном.
– Но если будешь себя хорошо вести, я стану ухаживать за тобой, как за королевой, приносить тебе еду, чай, книги...

Она улыбнулась ему нарочито медленной, пленительной улыбкой:

– Но потом ты освободишь меня?

– Конечно. Когда придет время, я освобожу тебя.

– Спасибо, - прошептала она и заплакала.

Это были не горькие, неудержимые слезы, а тихие и теплые. Их капли медленно ползли по её щекам, а она сказала, вспоминая недавнее прошлое:

– Я заплакала, когда ты принес мне шампанское.

– Я видел, - сказал Жак.
– Именно тогда я тебя и полюбил, когда увидел, что ты плачешь.

...Много позже, снова вспоминая этот эпизод, он добавил:

– Когда я увидел твои слезы, я понял, что мы будем вместе, что ты станешь моею...

Когда позже пришла Люси, Жанна старалась не глядеть ей в глаза, но она вообще редко смотрела кому-нибудь в глаза, так что кузина ничего не заметила и не заподозрила. К тому же она сама была так сдержана, с таким уважением относилась к личной свободе других, что никогда не унизилась бы до каких-то расспросов. Имя Жака ни разу не было названо ни ею, ни Жанной. И обе они сохраняли это негласное соглашение, этот "заговор молчания" довольно долго... пока ситуация не вышла из-под контроля окончательно.