Шрифт:
Домой мы с Нюркой благополучно проскользнули незамеченными, и шанс на бесконфликтное утро у меня гипотетически остался. После двух бессонных суток своему матрацу я обрадовалась, как родному. Первым делом я избавилась от мокрой и грязной одежды, и даже подумывала нанести превентивный удар по начинающейся простуде, но побоялась разбудить тетку шумом закипающего чайника. В итоге на сон грядущий пришлось довольствоваться наспех сооруженным бутербродом и сигаретой из стратегических запасов, а также кратким обращением к безмятежно посапывающему ангелу-хранителю с просьбой переступить через свою махровую лень и принять срочные меры по предотвращению утраты моей работоспособности. Черта с два мне Степановна даст больничный! Болеть на законодательной основе в нашем мире имеют право лишь люди с безупречным прошлым – бывшему наркоману в случае недомогания, вызванного самыми банальными причинами в диапазоне от вирусной инфекции до переохлаждения организма, доказать, что ухудшение состояния здоровья не связано с возвратом к героину, обычно практически невозможно, да и во избежание ненужных подозрений от греха подальше не стоит и пытаться.
Тетка Василиса за перегородкой храпела так гулко и раскатисто, что непривычный к такому громкому звуковому сопровождению человек, в муках проворочался бы без сна остаток ночи, но я мало того, что устала, как ломовая лошадь, так еще и давно прошла адаптационный период к теткиной акапелле. Если уж на духоту и невыветриваемый запах подгоревшей пищи я обращала не больше внимания, чем пресловутый Тузик на брендовую принадлежность самозабвенно разрываемой им тряпки, то под храп я и вовсе засыпала, словно под колыбельную песенку. Хуже приходилось спящей в одной комнате с матерью Нюрке – судя по кишащему натянутыми тройками табелю, в школе сестренка сильно не напрягалась, и в отличие от меня понятие «срубиться от усталости» ей было в корне не знакомо, а следовательно, и засыпала она не в пример дольше и тяжелей. Дошло до того, что Нюрка даже предлагала мне поменяться спальными местами, однако в результате разового эксперимента, от своей затеи отказалась, так как мои ранние сборы на работу мешали ей спать еще больше теткиных рулад.
Этой ночью я снова видела сны, как ни странно, вовсе не героиновые, и, похоже, на собственном опыте блестяще опровергла утверждение кого-то из ученых, гласящее, что все наши сновидения есть отражение в действительности произошедших с нами событий. В соответствии логикой этих не лишенных здравого смысла рассуждений, мне должен был присниться Айк и закономерно вытекающие из встречи с ним последствия, но в мой перегруженный мозг один за другим врывались совсем иные образы – яркие, трехмерные и непонятные.
Я медленно планировала в небе и с высоты птичьего полета наблюдала распростертую подо мной пустыню, сплошь покрытую россыпью бурых камней. Открывающаяся моему взгляду картина казалась величественно мрачной, а каждый ее штрих пронизывало ощущение невероятного могущества безымянного художника. Мертвые с виду камни излучали мощные энергетические потоки, устремленные в открытый космос, а испещряющие иссушенную землю линии, словно открытые каналы, принимали кодированные сигналы извне. Чем дальше я удалялась от поверхности, тем заметнее становилась геометрическая направленность наземных рисунков, изначально производящих впечатление хаотичного нанесения. А потом немые линии и контуры вдруг «заговорили».
Глубокие борозды и тонкие царапины на земной поверхности больше не выглядели бестолковой «калякой-малякой», принадлежащей авторству заполучившего в безраздельное пользование шариковую ручку ребенка – они внезапно обрели завершенную цельность очертаний и сложились в отчетливые фигуры гигантских размеров. Исполинские изображения перемежались расходящимися в разные стороны линиями, чьи причудливые изгибы образовывали трапеции и треугольники с заключенными внутри представителями земной фауны, среди которых даже в стилизованных рисунках с легкостью узнавались обезьяна, собака, ящерица, рыба и множество различных птиц.
Если фигуры животных поражали четкостью и достоверностью почти детального исполнения, то единственное, отдаленное напоминающее человека изображение, наводило на мысль о применении всего лишь обобщенного символа. Тем не менее руки гиганта обладали тщательно прорисованными пальцами, и с огромной высоты еще сильнее бросалось в глаза несоответствие их количества: пять на правой конечности и всего четыре на левой.
По идее, наиболее сильные переживания должно было вызывать доселе неизведанное ощущение полета, но меня не покидало чувство обыденности панорамного обзора, будто бы я и раньше неоднократно открывалась от Земли, чтобы окинуть взглядом это древнее панно. Гораздо острее я воспринимала таинственные сгустки невидимого излучения, исходящего из нескольких точек особо высокой концентрации космической энергии.
Лучи касались моей обнаженной кожи и проникали сквозь нее, причиняя какую-то сладкую, сравнимую с филигранным попаданием в вену-«синявку», боль, мгновенно переходящую в блаженство. Рассеянный свет струился вверх и достигал границ Солнечной Системы, где в Облаке Оорта смешивался с красноватым свечением Нибиру и растворялся в ее агрессивной, непригодной для дыхания атмосфере. Планета-корабль существовала на искусственном обеспечении, она была также мертва, как и бурые камни в безводной пустыне, но ее обитатели знали, что может опять наполнить Нибиру жизнью. Это был старый проверенный способ, безотказно сработавший три с половиной тысячелетия назад, и ведущие отчаянную борьбу за выживание нефилимы готовились применить его вновь.
У меня не получалось понять неподвластную логику их высокоразвитого мышления, потому что в голову мне вбрасывались лишь отрывистые мыслеформы, и, сколько бы я не пыталась придать им подобие системности, мои старания натыкались на непреодолимый барьер между нашими цивилизациями. На уровне аксиомы я осознавала лишь одно: связь Земли и Нибиру так же прочна и неразрывна, как брачный союз отметивших золотую свадьбу супругов, однако взаимоотношения двух планет далеки от равноправных, для нефилимов мы в большей степени источник ресурсов, чем партнеры. Зачем же тогда они ищут контактера, если могут просто спуститься на Землю и взять то, что им нужно? Что им мешает, и чего они хотят от нас с Айком? Что значат показанные мне рисунки и что несут в себе эти странные лучи, устремляющиеся с земной поверхности?