Внезапно испытав печально знакомые приметы, я невольно вспомнила про психологический аспект наркомании – Потапыч как-то сказал мне потрясающую вещь, справедливость которой я только что почувствовала на собственном опыте: не важно, как долго ты остаешься чистой, фантомные ощущения будут преследовать тебя до конца твоих дней; как у переживших ампутацию пациентов годами болит давно отрезанная рука, так и бывший наркоман никогда не избавится от своих воспоминаний, и вся его жизнь превращается в борьбу со своей памятью. Особенно принципиальной эта борьба становится, когда тебе действительно есть, о чем вспомнить, и это аккурат мой случай. Не зря же все приятные эмоции я автоматически сравниваю с приходом, а негативные неизбежно наталкивают меня на мысли о ломке.

Сидеть на корточках под карнизом, слушать, как сверху тяжело падают скопившиеся на крыше капли, и предаваться раздумьям о своем прошлом в ситуации, когда настоящее можно выжимать, а в будущее лучше не смотреть, вдруг показалось мне совершенно несусветным бредом. Возможно, от стресса, холода и обиды у меня окончательно помутился рассудок, и я зависла между двумя измерениями, но меня не покидало странное чувство причастности к чему-то вселенски значимому, вследствие чего я осознавала неведомую ранее ответственность за… А вот тут начиналась такая умопомрачительная муть, что я предпочла до поры до времени не засорять ею мозги. За решением проблем межгалактического масштаба я могу запросто оказаться без жилья, без работы и в результате без средств к существованию. И зачем тогда, спрашивается, судьба дала мне второй шанс, если я так и не научилась ценить «земные радости простые»?

Сигареты безнадежно отсырели, спички промокли, и, пожалуй, это было наиболее отвратительное открытие из длинного списка снизошедших на меня сегодня откровений. Безумно хотелось курить, спать и даже, кажется, есть, а мне предстояло переться практически через весь город мало того, что по грязным лужам, так еще и босиком. Благоустройством Перовских улиц в условиях урезанного в связи с кризисом финансирования местные власти занимались постольку поскольку, а уж про ливневую канализацию вообще не стоило поминать всуе, и всего за полчаса город залило до уровня обезвоженной засухой Венеции. Дождевая вода обильно скопилась у тротуаров, заполнила выбоины в асфальтовом покрытии дорог, а кое-где и вовсе поднялась так высоко, что безболезненно пересечь эти искусственные озера способны были разве что только водоплавающие представители пернатых.

Закатав джинсы почти до колена, я старательно лавировала между лужами и первое время даже пыталась обходить особо «глубоководные» участки, но потом не выдержала, плюнула и пошла напролом. Первостепенная задача состояла в преодолении любой ценой расстояния до Губаревской общаги, а, учитывая, что цель обычно имеет свойство оправдывать средства, я решила не заморачиваться на чистоте и без того утратившей товарный вид одежды, а пожертвовать внешними изысками в угоду скорости передвижения.

Дабы удостовериться в отсутствии надвигающейся угрозы повторения недавнего потопа я задрала голову кверху, и неожиданно увидела отчетливо пульсирующую в небе красную точку Нибиру. За мной наблюдали, меня контролировали, и, возможно, даже оберегали. Вопрос – зачем? Сумеем ли мы с Айком найти на него ответ, или неминуемое сближение планет произойдет раньше, чем наши домыслы обретут относительно логичную форму?

И все же это не бурно обсуждаемый в прессе Апокалипсис, намеченный по черт знает чьим подсчетом как раз на конец текущего года: нефилимам не выгодна гибель Земли, неизбежно последующая в случае столкновения двух небесных тел. Я это знаю, и Айк знает, потому что нам под странной разновидностью гипноза внушили эту мысль, и она сидит в нас также прочно, как и сказочная репка в щедро удобренной почве дедкиного огорода. Нам одним позволили видеть Нибиру, нам одним дали возможность принимать послания ее обитателей, но тем не менее нам никто не давал права голоса. Мы –исполнители чужой воли, мы-пешки на шахматной доске галактики, мы-марионетки в руках умелого кукловода, и мы даже не достойны узнать, чего ради мы избраны на эту малопочетную роль.

Думы об исконном предназначении человечества здорово скрасили усеянный бесконечными препятствиями путь домой, и мне стало ясно, отчего особенно повернутые философы, погрузившись в размышления, с легкостью забывали о необходимости принимать пищу, а также, что очень важно применительно ко мне, и о потребности в никотине. Что ж, остался последний и самый главный рубеж – достучаться до тетки и в идеале избежать тяжелой оплеухи с ее стороны.

Во дворе простиралось настоящее болото, отличающееся от своего природного собрата исключительно отсутствием населяющих грязную жижу лягушек–квакушек и прочей сопутствующей живности. Впрочем, если дождливая погода постоит примерно с недельку, вонючий рассадник комаров жителям общаги будет обеспечен на постоянной основе. Форсировать избыточно увлажненный участок суши мне пришлось в размокших туфлях, так как ступить голыми ногами в это неминуемую помойку я себя заставить не смогла. Где только была моя природная брезгливость, когда один баян два раза по кругу ходил? Вспомнишь такое, и роптать на своего ангела-хранителя как-то сразу язык не поворачивается!

Иногда в жизни наступают такие обстоятельства, в которых неимоверно раздражавшиеся тебя ранее моменты вдруг начинают приносить однозначную пользу. Входную дверь единственного подъезда Губаревской общаги я саму по себе причисляла к выдающимся «приколам нашего городка», а уж представить ее закрытой было не проще, чем равноценно обменять малолитражку на лимузин. Много лет подряд отдаляющей подъезд от улицы двери не было как таковой, и, видимо, общую массу жильцов такое положении дел вполне устраивало, потому что попытки некоторых уставших от проходного двора активистов поквартирно собрать деньги неизменно терпели сокрушительных крах. Насколько мне было известно, инициаторами и единственными спонсорами установки двери в итоге стали супруги Зубаревы, да и то лишь после того, как коврик на их площадке превратился в любимое место отдохновения окрестных бомжей. Но оказалось, что любые засовы нашим народом автоматически воспринимаются в штыки и в опухших от беспробудного пьянства глазах выглядят чуть ли не ограничением конституционных свобод.

Кодовый замок едва ли продержался неделю, а затем Губаревские пролетарии выломали и примитивную защелку, вечно раскрытая нараспашку дверь полностью потеряла свое функциональную назначение, и все благополучно вернулось на круги своя: в подъезде с чистой совестью украшали пол смачными плевками, справляли по углам малую нужду, а некоторые несознательные личности среднего и старшего школьного возраста даже периодически покуривали травку между этажами.

Таким образом, я преспокойно проникла внутрь без каких-либо ключей, основательно выматерилась на царящий вокруг отечественный вариант египетской тьмы и из последних сил потащилась по ступенькам. В подъезде стоял неистребимо-сладковатый запах марихуаны, судя по плотности которого, «дудели в дуду» тут долго и основательно, и меня вновь замутило не то от отвращения, не то, наоборот, от желания присоединиться. Не скрою, минуты слабости на меня порой нападали, и о «дудке» я подумывала почти всерьез, но пока мне удавалось успешно соблюдать данную мне Потапычем целевую установку, гласившую «Всё или ничего».