Сцены La D'ebauche вернули часть этой веры и возможность большего.

Вот почему я подала заявление на Разврат. Одна ночь, один незнакомец, и все. Мне дважды отказывали, но сегодня я получила письмо о принятии.

Самая большая политика здесь это анонимность. Причина, по которой я нашла Ричарда в темной паутине, заключается в том, что он опубликовал снимок пригласительного билета в своем публичном профиле.

Здесь никто не знает, кто ты и откуда. Здесь нет имен, только цифры. Никаких лиц, только черные маски, как на костюмированных вечеринках. Все женщины носят черные атласные платья, а все мужчины черные брюки.

Все.

Это все, что необходимо.

Как только они подтвердят, что тебе больше восемнадцати, небо это предел.

Я понятия не имею, как здесь принимают людей, но, похоже, это сложный процесс. Я даже не знаю, как сама сюда попала. Даже с рекомендацией Ричарда в то время это казалось таким надуманным, но я все равно отправила письмо, надеясь на что-то другое.

Это все, чем я занималась всю свою жизнь, желая, чтобы тень не была нормальным состоянием ума, и это отличие на самом деле не означало сумасшествие.

Другое просто означает... особенное.

Это то, что говорят мне Нокс и папа, но проблема в том, чтобы им верить.

Этот клуб совсем другой. Это больше, чем просто другое; это открытая дверь ко многим вещам, которые я никогда не считала возможными.

И теперь я буду не только наблюдать — я буду участвовать.

Хотя и не в выставочном стиле. Я подала заявку на приватный сеанс, потому что, ну, может быть, мне и хотелось бы посмотреть, но быть под наблюдением это совсем другое дело. Это значит быть обнаженной, а мне это не нравится.

Служащая, одетая в костюм горничной и маску, указывает на комнату.

— Сюда, мисс 115.

Я прохожу мимо нее. В комнате такие же черные обои и красные ковры. Не окна, как в других комнатах, в которых я участвовала, ни кровати, ни дивана, ни даже стула.

Служащая протягивает руку.

— Вы заполнили форму, госпожа 115?

— Э-э... да.

Я, наконец, выпускаю письмо о принятии, к которому прикреплена форма, из своих потных пальцев.

Форма представляет собой контрольный список того, чего я не позволю и с чем я справляюсь. Я плохо переношу анальное проникновение, порку, любую сильную боль или связывание.

Я хотела попросить мужчину лет тридцати или сорока с чем-то, но у них невозможно выбрать возраст. Однако все, что я видела до сих пор, это пожилые мужчины, которые знают, как обращаться с женщиной. La D'ebauche привлекает особый тип доминирующих мужчин, которые слишком долго участвовали в этой игре разврата.

— Не желаете проверить в последний раз? — спрашивает она.

— Н-Нет.

Дерьмо. Какого черта я заикаюсь? Я хотела этого. Это мой последний шанс стать нормальной, прежде чем я пройду точку невозврата.

Она протягивает мне черную повязку на глаза.

— Как вы и просили.

Я забираю повязку у нее дрожащими пальцами.

— Спасибо.

— Пожалуйста, дождитесь мистера 120 на коленях. — я киваю, и она улыбается. — Желаю вам прекрасной ночи.

И с этими словами дверь со щелчком закрывается за ней.

С последним вздохом я опускаюсь на колени на толстый красный ковер, сжимая повязку на глазах, как спасательный круг.

Учитывая, произошедшее в прошлом, это последнее, что я должна делать, но, как ни странно, в тот момент, когда я закрываю глаза повязкой, превращая свой мир в черный, на меня падает ощущение ясности.

Я не думаю о папе, Ноксе или даже Агнусе, и о том, чтобы они почувствовали, если бы увидели меня в таком положении. Я думаю только о тех сценах, которые я наблюдала, об их анонимности, пульсирующем напряжении и потребности в большем.

Терапия не сработала, так что, быть может, этот метод поможет. Это другой вид терапии — возбуждающий.

Дверь открывается, ее щелчок громкий и оглушительный в тишине комнаты. Мое дыхание учащается, когда воздух наполняется другим присутствием.

Я его не вижу, но это не значит, что я его не чувствую.

Совсем как в прошлом.

Я вдыхаю через нос и сквозь стиснутые зубы. Это совсем другое. На этот раз я соглашаюсь на это.

На этот раз я хочу этого.

Разве это плохо хотеть чего-то, что раньше пугало до чертиков?

Или, может, это плохо, что я бегу за этим с тех пор, как поняла, что такое секс.

Фигура останавливается передо мной. Я не двигаюсь, даже когда чувствую, как его тень падает на меня.

Странно, как просыпаются иные чувства, когда пропадает зрение. Думаю, что люди не понимают, насколько важны глаза.