Видя, как Шарлотта относится к Ронану с такой заботой и любовью в ее голубых глазах, я ненавижу его еще больше.

Он не заслуживает такой матери, как она, точно так же, как Эдрик не заслуживает ее в качестве жены.

— Мам, ты не возражаешь, если я украду свою прекрасную невесту? — он спрашивает ее, но его безумная ухмылка падает на меня.

Прежде чем я успеваю возразить, Шарлотта заговаривает первой.

— Ну, конечно, я не возражаю.

Она берет руку своего сына и кладет ее поверх моей. Шок от его кожи усиливается, когда он переплетает свои пальцы с моими, улыбаясь матери. Он крепче обнимает меня, и я подавляю вздрагивание от силы.

Шарлотта уходит с улыбкой и многозначительным

— Веселитесь, дети.

Как только Ронан закрывает за нами дверь своей спальни, я вырываю свою руку из его, как будто она обжигает меня — и в некотором смысле так оно и есть.

Он хватает меня за руку так резко, что я подавляю крик.

— Н-не делай этого.

— Не делать чего?

Не пугай меня. Это навевает воспоминания.

Вместо того, чтобы озвучить это, я прикусываю нижнюю губу и принимаю серьезный тон.

— Не прикасайся ко мне. Мне не нравится, когда ты прикасаешься ко мне.

Я пытаюсь вывернуться из его хватки, когда он тащит меня по коридору.

— Куда ты меня ведешь?

Его шаги такие длинные и быстрые, и я задыхаюсь, чтобы не отставать от его темпа.

Чертовы высокие люди и их ноги, которые тянутся на чертовы километры.

— Ты облажалась, ma belle — моя красавица, и пришло время расплаты.

У меня перехватывает дыхание, и его хватка на моей руке покалывает. Проблема в том, что я не могу понять, почему, черт возьми, это вызывает покалывание. Это страх? Предвкушение? Или, может, что-то похуже?

Ронан толкает дверь и заталкивает меня внутрь. Спотыкаясь, я чуть не падаю, но хватаюсь за стену, чтобы сохранить равновесие, когда звук замка эхом отдается вдалеке, как рок.

Я сглатываю, поднимая голову, быстро осматривая место. Учитывая кровать с темными простынями, фотографии в рамках и футбольный мяч, это его комната.

Ронан стоит спиной к двери и тянется рукой за спину — без сомнения, он только что повернул замок.

Я заставляю свои руки упасть по обе стороны от себя, чтобы не выдать дрожь, сотрясающую тело.

Это не настоящая ловушка. Я могу выйти в любое время.

В любой момент.

Я повторяю эти слова в своей голове снова и снова.

— Предполагаю, что произошел просчет? — он улыбается, но теперь я уверена, что он скрывает за этим много дерьма. — Согласно нашему соглашению, ты должна была нанести визит моему отцу и расторгнуть помолвку, а не играть в переодевания с моей матерью.

— Наше соглашение? — я усмехаюсь. — Не припоминаю, чтобы я на что-то соглашалась.

— Действительно?

— Ты сам все предположил.

— Значит ли это, что ты не прекратишь это?

— Абсолютно нет. И если ты снова пригрозишь мне этой фотографией, то теперь у меня есть союзник в лице Шарлотты. — я притворяюсь, что шмыгаю носом. — Как думаешь, что она почувствует, если я скажу ей, что ты отвез меня туда силой? Я не выгляжу послушной на этой фотографии.

Его челюсть подрагивает, но ухмылка становится шире. Я начинаю думать, что Ронан больше улыбается, когда пытается что-то скрыть.

— Думаешь, моя мать поверит тебе больше, чем своему единственному сыну?

— Мы не узнаем, пока не поставим ее в такое положение. — я притворяюсь заботливой. — Она кажется мягкой женщиной — мне не хотелось бы травмировать ее тем, что происходит в твоей голове.

Он отталкивается от двери, и что-то внутри меня кричит мне бежать, даже выпрыгнуть из окна, что угодно, только не стоять здесь, как добыча, которую можно схватить.

Я не добыча.

Я никогда больше не буду добычей.

Вздернув подбородок, я встречаю его пристальный взгляд своим цепким.

Мужчины не пугают меня, потому что мне не хватает этой обычной черты стыда и смущения. Тем не менее, когда Ронан шагает ко мне, я не могу справиться с замком в нижней части позвоночника или эмоциями, ползущими по рукам.

— И что ты знаешь о том, что творится в моей голове, ma belle — моя красавица?

Он все еще ухмыляется, преследует, заставляя меня слишком остро осознавать его и его присутствие.