Шрифт:
В недоумении выдохнула, не ощутив ничего: ни боли, ни холода.
Повернув голову, увидела, как людей Мастера обезоруживают вооруженные до зубов незнакомцы. Кто-то падает на землю, кто-то бросает оружие. Все смешалось в один сплошной хаос, среди которого я слышала лишь рыдание Прасковьи.
Спустя секунду появилась черная машина, из которой вышел незнакмый старик с тростью.
Поняла, что это и есть мой дед. Меня уже было трудно хоть чем-то удивить. Я всхлипывала, пытаясь не дать организму отключиться от нахлынувшей на меня истерики.
Тем временем дед остановился передо мной. Осмотрел с высоты своего роста.
— Дарина? Не отвечай. И так вижу.
Стерла слезы ладонью. Проня уже не рыдала, а тихо всхлипывала, что-то нашептывая Славе на ухо. Но мужчина лежал неподвижно.
Поняла: вновь готова разрыдаться. Было отчаянно жаль Вернякова. И я не представляла, что именно чувствует Прасковья, когда на ее руках умирает любимый человек.
Люди Стальберга подняли меня и потащили вслед за стариком. А я не нашла в себе сил, чтобы оказать хоть какое-то сопротивление.
Глава 33
Человек, сидевший передо мной, не двигался, изучал меня, точно под микроскопом.
Молчание тяготило. Но я понимала, что не боюсь его. Уже не боюсь.
Вспомнилась моя первая встреча с Матвеем. И его тяжелый, сканирующий взгляд. Вот тогда я боялась, испытывала ужас и панику. А сейчас — ничего.
Мысленно пообещала себе поблагодарить Фуллера за такую жизненную школу, через которую он заставил пройти меня. Ведь благодаря Мэту, ужасный Стальберг Игнат Вениаминович, оказавшийся моим родным дедом, не казался мне таким ужасным.
Или я просто устала бояться. Кто теперь разберет?
В эту самую секунду мне хотелось одного — оказаться в «Фуллерите» и убедиться, что с моими мужчинами все в порядке, они живы и невредимы. И я была полна решимости, осуществить свое желание.
— Я очень рада, что теперь мне известна история моего рождения, но я хочу попрощаться с друзьями перед отъездом, — твердо произнесла я, глядя деду в глаза.
По старческому лицу скользнула гримаса недовольства. Молчание затянулось. И я подумала, что старик находится в шаге от того, чтобы «забыть» о нашем с ним родстве и утопить меня в ближайшем водоеме. Или застрелить. В идеале — приказать сделать это охраннику, который с первой секунды нашего с дедом знакомства гранитной глыбой возвышался за моей спиной.
— Ты Стальберг! А мы не прощаем старых долгов! — процедил дед сквозь зубы.
Из пояснений Прони я помнила, что отец Мэта убил моих родителей. И понимала чувства деда.
Вот только в том хаосе, что царил в моей жизни сейчас, я твердо выделила один непоколебимый факт: Фуллер — мой мужчина, и я хочу оказаться рядом с ним.
— Вам вернули все долги. Сполна. Дети не виновны в грехах родителей! — твердо, но спокойно произнесла я. — Феликс Исаев — мой брат. А Мэт Фуллер — мой любимый мужчина. И я увижу их. Нравится вам это, или нет. Можете убить меня прямо здесь, чтобы не тратить ваше драгоценное время. Либо отпустите.
«Господи, Дарина!» — вопил мой мозг, а также инстинкты самосохранения.
Но слова уже были сказаны мною, и пути назад не было.
Старик недовольно скривил рот. В его взгляде я видела горечь разочарования. И без сомнения, Стальберг с минуты на минуту прикажет своим головорезам, пустить мне пулю в лоб. Нет меня — нет проблем.
Я уже видела, как мой хладный трупик объедают раки, живущие на дне ближайшей речушки. Вполне возможно, что меня обнаружат не сразу. Возможно, Феликс и Фуллер даже не узнают о моей смерти. Хотя, это было бы даже хорошо. Мэту нельзя волноваться. А Феликс еще слишком юн, и мне хотелось защитить брата от переживаний.
— Вся в своего отца! — фыркнул дед, поднимаясь на ноги.
В руках Стальберга появился стакан с водой. Старик пригубил жидкость и вновь взглянул на меня.
— Головой отвечаешь! — скомандовал дед, глядя на меня. Но обращался он к мужчине, застывшему за моей спиной. — У меня здесь больше нет дел! А ты….
Теперь Стальберг говорил со мной. И я поднялась с дивана, чтобы хоть немного сровняться с ним. Но, даже встав на ноги, мне пришлось задрать голову.
— Мне нужен ежедневный отчет! Можешь хоть в трубку молчать, но чтобы сама звонила и рассказывала о всех делах! — потребовал старик.
Собиралась твердо стоять до конца. Но, глядя в эту секунду на старика, понимала, Стальберг — одинокий человек, вдруг нашедший единственного родного человека. И мне стало жаль деда. Пусть он и был жутким и ужасным типом, способным убить и благополучно позабыть об этом поступке.
— Хорошо… — произнесла я, а потом тихонько добавила: — Дедушка.
Собственными глазами я видела, как лицо сурового старика смягчается. Разумеется, это могло быть иллюзией, игрой воображения. Либо мне просто хотелось думать, что грозный дед тоже способен на эмоции и чувства.