— Опий давали давно? — спросил я.

— Утром, — удивленно уставился на меня татарин.

— Дайте ему еще одну дневную дозу — когда будем извлекать железку, ему будет очень больно, это от меня не зависит. Распорядитесь, пусть нагреют много воды, в чистом котле, приготовят три ремня длиной в два человеческих роста, принесут сюда широкий стол, несколько подсвечников, и позовите двоих, а лучше троих крепких воинов. И, напоследок, распорядитесь, чтобы мне принесли теплой воды и мыло, нужно тщательно вымыть руки.

Все приготовления заняли не более получаса, видно татарин довольно влиятельная здесь особа.

Парня уложили на стол. Я качественно зафиксировал его ремнями, и через татарина, объяснил воинам, что нужно делать.

Обработал «вонючкой» операционное поле. Не успел сделать надрез, меня за руку схватил старый татарин.

— Ты зачем, шакал, поил моего сына презренным вином? — негодовал басурманин, — Коран запрещает его употреблять.

— Ничем я его не поил, а просто обработал рану специальным снадобьем, которое изготовлено не из вина, а из зерен пшеницы, но имеет похожий запах. И уважаемый, не забывайте, землю уже окутала ночь, и Аллах не все видит в этой темени. Прошу, больше не хватайте меня за руку, вы можете навредить своему сыну.

Дальше я не отвлекался на посторонние шумы, полностью сосредоточился на операции. Применять иглы для обезболивания не стал, парень потерпит, тем более ему скормили приличную дозу опия. Наркоманом он не станет, а жаль.

Мой предварительный диагноз оказался правильным. Кость оказалась целой, ее железка не задела, но в ране была уйма грязи, в виде обрывков одежды, ржавчины и мелкой каменной крошки. Вычищал все это «богатство» долго и аккуратно. Пропущу что-нибудь, и может начаться воспаление, возможные последствия прогнозировать сложно. Как я понял, от моего умения врачевать, сейчас зависит моя жизнь, а может и жизнь других казаков, поэтому стараюсь. Рану пока не шил, обложил мхом и забинтовал. Завтра посмотрю, как будет себя чувствовать молодой человек, и как будет проходить заживление.

— Что скажешь? — с нетерпением спросил татарин. — Сын не умрет?

— Он молод, и надеюсь, силы его не покинут. Но выздоровление будет идти медленно, слишком сильные повреждения.

— На рассвете галера покинет эти берега. Сына перенесут в мою каюту. Ты должен неотлучно находиться рядом с Азаматом, лечить его. И не приведи Аллах, он умрет! Тогда я лично срублю тебе голову.

— Я сделал все, что мог. Теперь все зависит только от вашего Аллаха и силы молодого организма вашего сына. Моя голова уже ничего не решает.

Татарин отдал распоряжение воинам. Сумку с инструментами у меня отобрали. Отвели на галеру и разместили в небольшой каюте, примкнув цепью за ногу к колонне, поддерживающей потолок помещения. Затем, с предосторожностями, принесли раненого парня, уложив на широкую кровать. Азамат в сознание не приходил, находясь под воздействием опия. Оно и лучше, пусть спит, а не издает стоны. Может и мне посчастливиться вздремнуть, устал я за этот тяжелый день. Когда меня вели к галере, то не увидел своих друзей по несчастью, похоже, их уже загрузили в трюм, ведь галера покачивалась на едва заметной волне.

Я уже начал дремать, когда скрипнула дверь, и в каюту вошел старый татарин. Сон, как рукой сняло.

— Называй меня Самад, — приказал татарин, — я купец. — Постоянно проживаю в Стамбуле. Торгую по всему побережью Турецкого моря разнообразным товаром. В Аслан-крепость прибыл на одной галере проведать сына, и заодно поторговать. Как видишь, с сыном случилось несчастье. Живым товаром я никогда не торговал, потому, что знаю, затраты не всегда окупаются. Зачем тебе это говорю? Хочу, чтобы остатками твоего неверного разума ты понял, с кем имеешь дело, и что с тобой будет в дальнейшем. Корабль пойдет в Кафу, и там я избавлюсь от товара. Теперь скажи мне правду, и не смей меня обманывать. Азамат будет жить?

— Первые два-три дня у него может подняться температура, будет сильно болеть раненая нога. Вполне возможно будет незначительное воспаление раны, ее нужно постоянно осматривать и обрабатывать снадобьями. Остальное в руках Аллаха.

— Ладно, в Кафе найму дом. Ты будешь при Азамате до его полного выздоровления. На, заслужил, — Самад бросил мне под ноги кусок лепешки, а рядом кинул мою сумку.

Есть действительно хотелось зверски, но я не стал запихивать в себя лепешку всю сразу. Отламывал маленькими кусочками и тщательно пережевав, проглатывал, старался растянуть удовольствие, неизвестно, перепадет ли мне что-то еще от щедрот Самада.

Купец устроился на шикарном кресле, и буквально через минуту каюту огласил его переливистый храп. Я тоже, свернувшись в позу эмбриона, уснул, но спал очень чутко, просыпался, когда внезапно обрывался храп Самада.

Парня за ночь я проверял несколько раз, длины цепи хватало. Я поначалу удивился ее наличию в каюте купца, а, присмотревшись внимательно к колонне, понял, что ее использовали, и довольно часто. Имеющиеся значительные потертости, подтвердили мои догадки. Говорил Самад, что не торгует живым товаром, врал, наверное. А может он здесь на цепи держал кого-то из строптивых наложниц. Самад не молод, но и не является полной развалиной, наверняка, позволял себе некоторые развлечения, тешащие плоть.