Я прижимаю ладонь ко лбу и опускаю голову.

— Почему так много? Как же много.

— Могло быть гораздо уже. Ему грозило десять лет за один только поджог. Если бы он прежде не нарушил условия досрочного освобождения, то, скорее всего, смог бы избежать серьезного наказания. Но это уже не первое его правонарушение, Бейя.

— Но вы объяснили судье, почему он нарушил условия досрочного освобождения? У него не было денег. Как они себе представляют, что люди будут выплачивать штрафы по УДО, если у них нет денег?

— Я знаю, что не такие новости ты хотела услышать, но все лучше, чем могло быть.

Я ужасно расстроена. Честно говоря, не думала, что его приговорят к такому большому сроку.

— Даже насильникам дают меньший срок. Что не так с нашей судебной системой?

— Все. Ты учишься в колледже. Может, тебе стоит стать юристом и что-то с этим сделать.

Возможно, так и поступлю. Я еще не определилась с основной специальностью, а меня ничто так не выводит из себя как мысль о людях, которые оказались за бортом.

— В какую тюрьму его отправят?

— В Хантсвиль в Техасе.

— У вас есть его почтовый адрес?

Я слышу, как Кевин замолкает в нерешительности.

— Он не хочет, чтобы его навещали. Или писали ему письма. У него в списке контактов только я и моя мать.

Так я и думала. Самсон будет стоять на своем, пока не выйдет на свободу.

— Я буду звонить вам каждый месяц до его освобождения. Но пожалуйста, позвоните мне первым, если что-то изменится, или если его выпустят раньше по УДО. Да что угодно. Даже, если его переведут в другое место.

— Я могу дать тебе совет, Бейя?

Я закатываю глаза, ожидая услышать очередную порцию нравоучений от того, кто совсем не знает Самсона.

— Если бы ты была моей дочерью, я бы сказал тебе, что нужно жить дальше. Ты вкладываешь слишком много сил в этого парня, а никто не знает его достаточно хорошо, чтобы понимать, что он стоит таких усилий.

— А если бы Самсон был вашим сыном? — спрашиваю я. — Вы бы хотели, чтобы все попросту поставили на нем крест?

Кевин издает тяжелый вздох.

— Понял. Видимо, созвонимся в следующем месяце.

Он вешает трубку. Я кладу телефон на комод, совершенно разочарованная. Беспомощная.

— У тебя парень в тюрьме?

Я оборачиваюсь на голос Сиерры. Сперва у меня возникает порыв соврать ей, потому что так я поступала всегда. Скрывала правду ото всех вокруг. Но сомневаюсь, что и дальше хочу быть такой.

— Нет, он не мой парень. Просто небезразличный мне человек.

Сиерра встает перед зеркалом и прикладывает кофту к груди.

— Хорошо. Потому что сегодня будет вечеринка, и я хочу, чтобы ты пошла. Там будет полно парней. — Она откидывает кофту в сторону и прикладывает другую. — И девчонок тоже, если ты отдаешь им предпочтение.

Я смотрю, как Сиерра разглядывает себя в зеркале. Ее глаза горят от предвкушения и мало тронуты страданиями. Она та, кем мне сейчас хотелось бы быть. Девчонкой, которая с волнением ждет веселья, а не прогибается под грузом событий, которые ей пришлось преодолеть, чтобы приехать сюда.

Мне казалось несправедливым, если я буду веселиться, пока Самсон сидит за решеткой, поэтому я все время учусь, играю в волейбол и ищу способы вызволить человека из тюрьмы.

Но сколько бы я ни раскисала, это не изменит участь Самсона. И хотя он оборвал со мной все связи, я знаю, зачем он это сделал. Он знает, что я буду переживать и думать только о нем, если буду поддерживать с ним связь. Не могу злиться на него за это.

А если не могу на него злиться, то как могу его забыть?

Но ничто не изменит его решения. Это знаю наверняка, потому что, оказавшись на его месте, я бы желала для него того же, чего он желает для меня.

Я всецело понимаю его намерения. Как бы он отреагировал, если бы узнал, что все время учебы в колледже я провела в одиночестве и депрессии, как и школьные годы?

Он был бы разочарован, если бы я впустую потратила эти годы.

Мне остается только держаться за одинокий лучик надежды, который может никогда не блеснуть, или узнать, кто я, оказавшись в этой обстановке.

Какой версией себя я могу здесь стать?

Я тру указательными пальцами под глазами. Эмоции захватывают меня по многим причинам, но главным образом потому, что я чувствую, будто должна сейчас по-настоящему освободиться от Самсона, иначе он будет тяготить меня последующие несколько лет моей жизни. Я не хочу этого. И он не хочет.