— Колоть его?

— Коли, но осторожно. Раз в дело Сам вмешался, тут шею сломать легче легкого. Сука, кто же эту анонимку туда. Своими руками бы задавил.

— Дежурная по этажу у нас на связи. Клянется — божится.

— Это кто?

— Камская…

— Эта б…

Генерал подумал.

— Нет, она сама не могла… да и откуда ей знать такое.

— Откуда…

— Она у меня лично на связи, Юрий Николаевич. Могу поработать.

Генерал исподлобья посмотрел на подчиненного

— Дерешь ее, Витя?

— Как можно.

— Дерешь, значит. Ну, смотри. Я хоть не из оперсостава, но понимаю, что с бабами-агентессами по-другому работу и не сладить. Но есть инструкция, понимаешь? Инструкция. И по этой инструкции ты должен вести среди агентов разъяснительную работу и воспитывать их в высоком духе марксистско-ленинского учения. А ты ее как воспитываешь? Точнее — чем?

— Дело не сегодня — завтра будет на контроле в ЦК. И его будут под микроскопом рассматривать. Что найдут — каждое лыко в строку. Слышал, как полетел товарищ Бобков? С треском, треск аж досюда из Москвы был слышен. А до того он человечка на Ставрополье направил, вопросы позадавать. Его в два дня вычислили и блокировали. Вот и думай, откуда у Первого информация. Кто ее ему сливает и зачем. Явно ведь наверх по головам идет.

— Так что скажи этой б…, чтобы рот на замок закрыла и так и держала. А с этим…

— Чикатило, товарищ генерал

— Чикатило — сам лично поработай. Но без синяков даже.

— Как он тебе?

— Подозрительный, Юрий Николаевич.

— Мог?

Калинин задумался перед ответом

— Мог. Думаю — мог.

Теперь задумался генерал.

— Смотри, какая ерунда получается, Витя. Соседи и прокуратура над этим делом работают уже четыре года ни шатко, ни валко. Сегодня все на бюро обкома по рогам получили, включая и нашего Первого. Будут объясниловки писать, почему такое скрывали. Но меня интересует другое. Тот, кто писал анонимку — он, получается, знал про этого урода. Но почему то козырнул именно сейчас, когда в городе генеральный, а до того в тряпочку молчал. И теперь кресла трясутся под всеми жопами области.

— Кто же это у нас такой умный, Витя? Кто?

— Может он и нашу всю кухню знает? А?

Как и положено, по негласному протоколу — встречали меня из поездки члены Политбюро во главе с товарищем Лигачевым.

Егор сел со мной в одну машину, я понял — разговор будет. Но я был к нему готов.

— Ты дал, Михаил Сергеевич — сказал Лигачев, когда машины тронулись. Со всех мест названивают, телефон оборвали.

— Кто больше всех? По какому вопросу?

— А сам как думаешь?

— По евреям

— По ним самым.

— Ты пойми, дело политическое. Политбюро выступит против тебя, если этот вопрос поднять

— И ты?

— Егор, извини, но у меня есть убеждения. Хоть что со мной делай, но они есть. И то, что нельзя людей по национальностям делить — одно из них. Плохо это все кончается

— Скажи — где? Хоть в Ленине, хоть в Марксе — написано, что евреев нельзя в партию принимать или доверять им нельзя?

— Нигде, ты лучше меня знаешь.

— В чем тогда дело?

— Егор, меня это дело якутское завело. А тут по сути то же самое, только с обратным знаком. Какое-то неофициальное деление коммунистов на сорта. Эти первого эти второго…

— Ты так в систему вносишь разлад. Лишаешь людей ориентиров

— Может это неправильные ориентиры?

Лигачев ничего не ответил

— А мы куда едем?

— Давайте, на Ногина. Потом в Кремль.

— Понял Михаил Сергеевич

— Как Политбюро прошло. Грузины высунулись?

Лигачев покачал головой

— Нет.

— Как я и говорил.

Лигачев мрачно молчал.

— Что сказать хочешь, Егор? Говори.

— Сказать хочу, что хоть ты и прав оказался, Михаил Сергеевич, только правота эта меня не радует.

— Поясни

— Что-то в этом есть мелкое. Некоммунистическое. Обгадились и спрятались.

— Во.

— Нет, а что делать то? Вот как реагировать то? Снимать?

— Ты понимаешь, что раз такое есть, значит, система отбора не срабатывает. Шеварднадзе ведь не из худших. Комсомольскую школу прошел, я бы сам его выдвинул

— Ты ведь вроде друг его. Знаешь что-то про него?

Я покачал головой

— Это система, Егор. Проблемы — в системе. И система называется "национализм". Я не просто так эту тему в Киеве поднял. Национализм есть, пусть мы его и не видим. И он маскируется. Под проценты, под квоты. Под титульную нацию, наконец.