— Как давно ты знаешь?

— Я узнал об этом на пирушке твоего отца.

Я вспомнила о том печальном утре, когда чужеземцы попытались украсть его сосуд. Я вспомнила, как задохнулся и упал один из них, и как лезвия ятаганов вонзались в мягкие тела. Я вспомнила лицо джинна, когда он нагнулся над одним из них, чтобы забрать свой сосуд, и замер, увидев золотой медальон с выгравированными на нём символами его родины. Я вспомнила ту боль, которая отразилась в его глазах, и то, как подались вперёд и сгорбились его плечи.

— Когда ты увидел то, что висело у них на шеях.

Он кивнул.

— Я убил так много людей по приказу твоего отца. Именно таково моё предназначение. Но их смерти я навсегда пронесу с собой.

— Ты не убивал их. Это сделали стражники.

Он грустно рассмеялся.

— С тем же успехом это мог сделать и я. Тот человек упал на колени из-за меня. Всё, что случилось потом, случилось из-за меня.

Я обхватила пальцами его руку, которая лежала поперек моей груди.

— Он пожелал этого. Ты не можешь чувствовать себя виноватым из-за того, что ты исполняешь приказы своего хозяина.

— А тебе это помогает? — спросил он.

Я вспомнила о тех ночах, проведённых с мухами по приказу отца, и покачала головой.

— Ты так и не ответил на мой вопрос, — сказала я.

Он выдохнул.

— Почему люди, на одеждах которых изображён символ Мадината Алмулихи, ищут джинна, который происходит из того же самого места? Почему ты скрыл это от меня?

Он сел.

— Я не хотел тебя этим обременять.

Ну, конечно. Разве мог он сказать мне, что люди, которых я больше всего ненавидела, приехали из города, который он любил? Который был его домом? Может быть, он боялся, что я решу, что он был таким же, как они.

— Я не ненавижу их, Саалим. Думаю, я наконец-то начала понимать их.

Они были в отчаянии, так же как и я, и делали всё возможное, чтобы обрести жизнь, которую они желали. Разве не это делала я каждый раз, когда сбегала из дворца, рискуя безопасностью своих сестёр и братьев? Каждый раз, когда я рисовала новое место на своей карте, и каждый раз, когда я закрывала глаза, чтобы придумать желание, которое Мазира не смогла бы переврать?

— Разве не все мы солеискатели, которые ищут свободу, ищут некое подобие власти? — спросила я.

Если бы я не позаботилась о себе сама, то кто еще мог бы это сделать? У меня была только я. И мне надо было принять это. Разве мы не были с ними похожи?

Саалим покачал головой.

— Дело не в этом.

Я закрыла рот. Я стала ждать.

— Они носят на своих одеждах символ моего дома из-за легенды, которая передается из уст в уста с тех пор, как я стал джинном.

Легенда. Та самая легенда, которую упоминали далмуры, та самая легенда, которая убедила их в том, что они будут спасены.

— Что за легенда?

— Ты, вероятно, уже знакома с ней, — он взял мои руки в свои. — Ты знаешь легенду о пропавшем принце?

Я на мгновение задумалась и медленно кивнула.

— Конечно. Моя мать часто рассказывала её мне. Это легенда о принце, которого заперли, а его семья погибла, — я нахмурилась. — Я не понимаю, как…

— Позволь мне объяснить, — он встал и помог встать мне. — Думаю, будет лучше, если я расскажу эту историю там, где она произошла. Если ты позволишь мне перенести тебя туда.

Я кивнула, подошла к нему и закрыла глаза. Я почувствовала, как его сердце бьётся под моей щекой. Когда я снова открыла глаза, мы стояли посреди ветхих руин Мадината Алмулихи.

ГЛАВА 25

Саалим

Вина из-за падения Мадината Алмулихи лежит на мне, словно шрам — и она останется со мной навсегда. Я всё ещё чувствую запах крови, наводнившей улицы; по-прежнему слышу свист лезвий и крики соседей; непрестанно вижу свою мать, она холодна, точно лезвие кинжала, которым она убила моего отца, помню, как она говорит, чтобы я убегал; я всё ещё стыжусь того, что не остался и не защитил её.

Мадинат Алмулихи был моим единственным домом, и как все дети, которые выросли в одном месте, я не ценил тех богатств, что были в моей жизни. Это был самый процветающий город в пустыне, им правили мои мать и отец, неукоснительно следуя принципам справедливости. Тогда я этого не ценил. Я ценю это сейчас, но уже слишком поздно.

Не удивительно, что люди стекались со всей пустыни, чтобы увидеть наши улицы. До них доходили слухи о морском ветре, зелёных растениях, которые ползли по стенам, и цветах, которые прорастали между кирпичами. Когда они приезжали, они дивились тому, что находили здесь ещё больше чудес, чем те, о которых шептались в пустыне: огромные каменные дворцы, священные храмы с куполами, дома на мощных фундаментах с крепкими стенами.