Я прижала мешочек к своей груди, крепко схватившись за вещи Саалима, а потом посмотрела на своих сестёр и жён моего отца, стоявших у меня за спиной. Может быть, они тоже чувствовали страх? Большинство из них стояло в безмолвии, в их глазах отразился ужас. Только некоторые из них присоединились к обезумевшей толпе и кричали вместе с ними.

Король жестом попросил всех замолчать.

— Давайте не будем терять время и покончим с этим, — обратился к толпе мой отец и слегка наклонил голову.

Люди начали замолкать один за другим, чтобы расслышать его слова. Где-то заплакал ребенок. Соляной Король спросил своего оппонента:

— Что ты скажешь моему народу?

Это был шанс для претендента на трон убедить людей, что он будет достойным правителем, если мой отец проиграет. После его слов, мой отец и его оппонент должны будут выпустить своих птиц. Это было последнее жертвоприношение Мазире перед битвой.

Человек заговорил с Королём, и его слова были резкими и злыми:

— Я здесь не для того, чтобы в чем-то убеждать твоих людей. Мне не нужно это поселение и твои люди. Ты украл то, что принадлежит мне, и я здесь, чтобы забрать это назад.

В толпе раздались изумлённые вздохи. Король посмеялся себе под нос и махнул рукой в сторону претендента.

— Тогда перейдём сразу к птицам. Я желаю быстрой победы над этим человеком! — Соляной Король четко произнёс свои слова, повернувшись к своему противнику.

Но они были не тем, чем казались. Собравшаяся публика не смогла бы понять их. Для нее они прозвучали, как простое пожелание. Но не для меня. Я поняла, что это было. Это было желание.

Мой рот раскрылся.

Он не знал. Разве он не понимал, что у него больше не было сосуда?

Он, и правда, возлегал вместе с жёнами, когда узнал о претенденте на трон. Он быстро оделся, полагая, что сосуд с джинном всё ещё висел у него на бедре, и что джинн всё ещё ждал его в своём жилище.

Но это было не так, джинн навсегда исчез. Но как мог Король запомнить джинна? Разве Мазира не должна была стереть Саалима из его памяти? Может Саалим всё-таки не пропал? Моя надежда воспарила, точно птица с поломанным крылом. Но холодные браслеты и сосуд врез'aлись острыми углами в мою кожу, и я поняла, что это глупо.

Мой отец выпрямился, выпятил вперед подбородок, точно уверенный в себе ребёнок, пребывающий в неведении. Он как обычно загадал своё желание. Он даже не задумался о том, будет ли оно исполнено. Оно всегда исполнялось. Джинн всегда был при нём.

Конечно же, он пожелал себе победы. Он был больным и слабым человеком, который не смог бы защитить свой трон. Без Саалима он был никем.

Я прикусила губу, чтобы не рассмеяться во весь голос. Я тонула в море истерики, породившем мой смех. Да поможет нам Эйкаб пережить всё то, что мы должны были сейчас лицезреть.

Я оглянулась в поисках выхода. Могла ли я еще спастись? Я могла бы выбежать из шатра и спрятаться, прежде чем моя деревня пала бы от рук этих варваров, который отчаянно уничтожали все на своем пути в поисках джинна, которого они не смогли бы найти у Соляного Короля.

Люди были плотно прижаты друг другу, а то место у края круга, где я стояла, было безнадежно далеко от выхода из шатра. Я видела, что люди столпились даже на улице. Я не смогла бы сбежать.

Соляной Король сделал шаг навстречу своему оппоненту, человеку без лица и без имени. Он объяснил ему, как должен был проходить обряд с птицами. Он бросал слова в сторону своего противника, а мы наклонились вперёд, чтобы послушать, как свет встретился с тьмой. И тут до меня дошло, что я, вероятнее всего, видела последние мгновения жизни своего отца.

Я ненавидела Короля и двор, который он создал. Я ненавидела всё, во что он верил, и за что боролся. Но он был моим отцом. Я вспомнила, что рассказал мне Саалим о его ранних годах. Он не всегда был таким коварным. А теперь он стоял перед противником и был таким уверенным, таким глупым. Мои глаза наполнились слезами, когда я поняла, что сегодня я его потеряю. И что сегодня я перестану быть чьим-то ребёнком. И это я сотворила с собой сама. Если бы я не загадала желание… если бы Саалим не освободился…

Но затем я подумала о своей матери, о сёстрах, о жителях деревни, о пустыне, о далмурах. Все они пострадали — или были убиты — из-за жадности моего отца, из-за его желания пожертвовать всем ради обладания джинном. Каждому из нас доставался свой набор карт от Мазиры при рождении. Кому-то не везло и приходилось вкладывать больше, чем получать в итоге. Но нельзя было судить человека по тому, какие карты ему достались. Судить можно было только по тому, как он разыгрывал их.

Мой отец превратился в монстра, он сделал свой выбор. Он был жестоким человеком, и стал он им добровольно. Он не заслуживал моего сочувствия.