Амира и Яра с особым усердием занялись хлебом.

— Что случилось? — спросила я, когда она поднесла руку к глазам.

— Я… — она сделала вдох. — Я так на него зла. Как он мог?

Она сделала ещё один глубокий вдох.

— Как он мог сотворить такое с нашими дочерьми?

Её пальцы дрожали, а плечи тряслись.

— Все в порядке, — сказала я, поглядывая на женщин, которые предусмотрительно сделали вид, что им нет до нас дела.

Я знала, что всё было не в порядке, и мне было нечего сказать, чтобы облегчить её боль, но было проще соврать, чем видеть, как она злится на отца, видеть, что она была несчастна.

— Нет, не в порядке, — прошептала она. — Не в порядке. Он жестокий человек.

Молодой мальчик с мешком, болтающимся у него за плечами, искоса взглянул на нас, проходя мимо. Он бросил голодным животным немного сена и семян, и они тут же вскочили на ноги.

Я попыталась пресечь этот разговор. Её пренебрежительные слова о нашем отце, высказанные в присутствии дворцовых слуг, могли закончиться гораздо более жестоким наказанием, чем моё. Я снова посмотрела на Яру и Амиру. Выражения их лиц были невозмутимыми, и я подумала, что, возможно, это был не первый раз, когда они слышали такие речи из уст моей матери. Я посмотрела на мальчика — мог ли он что-то слышать?

— Шшш, — сказала я, придвинувшись к ней поближе.

Нетронутый хлеб остался лежать у меня на коленях.

— Ты не это имела в виду.

Мама посмотрела на меня.

— Раньше он был другим. С каждым днем он становится кем-то другим.

Я вспомнила о том, что рассказал мне Саалим, и покачала головой.

— Быть Королем непросто. Теперь на него давит бремя алтамаруков.

Мои слова прозвучали как предательство, и я вдруг поняла, почему Тави защищала Сабру. Но это, казалось, были единственные слова, которые могли смягчить боль, хотя я и знала, что они не помогут.

Она вздрогнула при упоминании алтамаруков, а потом потрясла головой, словно пыталась отогнать какое-то насекомое. Когда она повернулась ко мне, я увидела тяжелую печаль в её взгляде, словно мне ещё многое надо было понять.

— Ты знаешь, как я вышла замуж за твоего отца?

Я покачала головой, подумав, что, если быть честной, мне не хотелось этого знать.

— Когда-то я любила его. Правда, любила. Когда он приехал в моё поселение, он хотел поговорить с моим отцом о торговле солью. Он хотел, чтобы мой отец перестал использовать свою соляную шахту, и в корне изменить правила торговли. Он обещал невообразимые вещи; он сказал, что у него достаточно соли, чтобы снабдить ею всю пустыню, и он мог бы доставлять её без каких-либо проблем, если мы будем привозить ему товары с запада. Теперь я понимаю, что он, в самом деле, мог всё это сделать. Он был настоящим, и он был полон энтузиазма. Мой отец, конечно, возненавидел его, так как он представлял для нас угрозу, но я была под впечатлением. Он гулял со мной под пальмами у меня дома, и пообещал мне другую жизнь и другую пустыню. Все это казалось волшебством, — она фыркнула. — Как я могла сказать «нет»? Он рассказал мне о своем поселении. О том, что у него дома было три жены, и он искал кого-то вроде меня. Ту, что много знала о торговле солью… ту, что была смелой, и сильной, и независимой.

Она покачала головой, словно внезапно вспомнила что-то.

— Я легко купилась на его лесть. Мой отец никогда меня не простил. Моя мать делала только то, что говорил мой отец, и, конечно же, она тоже меня не простила. Я никогда их больше не видела.

Пока она говорила, её переполняло сильное чувство негодования.

— В тот раз твой отец попытался заключить одну из своих последних сделок с другим поселением. После этого он просто брал, что хотел, а теперь посмотри, что он сделал? Все его мечты исчезли, так же как исчезла и та, другая, пустыня, после расцвета его империи.

Амира и Яра неспешно готовили хлеб, гора лепешек росла все выше.

Мама повернулась ко мне лицом.

— В отличие от своей матери, я не пойду за своим мужем, если мне придётся принести в жертву то, чего я хочу. И я не буду сидеть здесь и притворяться, что я принимаю то, что он сделал с тобой, сделал со всеми остальными. Это ужасно… я его не прощу. Когда мух'aми приезжает свататься, его следует пристально изучить. Посмотреть, как он относится к тем, кто ниже его.

Она поглядела куда-то мимо меня, словно увидела что-то.

— Если бы я обращала внимание, если бы я не игнорировала то, что видела…

Я рассердилась, её слова невольно задели меня. Неужели она жалела о жизни, проведённой с отцом? Жалела о том, что у неё появилась я и мои сёстры? И Латиф?

— Мама….

— Я много болтаю. Прости меня. Это нечестно обременять тебя всем этим, — она схватила меня за плечи и заглянула мне в глаза. — Ты гораздо сильнее меня. Здесь столько всего происходит, я сильно переживаю. Я так напугана… Но у меня также есть много надежд, — он сжала руки в кулаки. — Просто будь внимательна, Эмель. Да благословят тебя Сыны.

Одна из женщин окликнула меня:

— Возьмешь немного для своих сестёр?

Она протянула мне три большие лепешки.

Я с благодарностью взяла их. Поведение мамы было странным. Оно беспокоило и пугало меня.

— Мама, — медленно начала я, словно обращалась к одному из старейшин деревни. — Я собираюсь отнести это домой. Мне надо идти.

Я свернула лепешки и засунула их под мышку. Я кивнула Яре и Амире, еще раз поблагодарив их за щедрость и доброту ко мне и моей матери. Но я также пристально посмотрела на них, задумавшись о том, сообщат ли они Королю о сумасшедших заявлениях моей матери.