Тени замелькали перед моими закрытыми веками, а в ушах раздавалось бормотание, из-за чего мне было трудно уснуть. Я с удивлением обнаружила, что скучала по тишине и темноте моего маленького тюремного шатра. А также скучала по той надежде, которая встречала меня каждое утро, когда я думала о Саалиме и о том, придёт ли он ко мне.

Я поправила тюфяк так, чтобы он был рядом с тюфяком Рахимы, и прижала её к груди. Я никем не смогла бы её заменить, как и Тави, и всех своих сестёр, которых я так сильно любила. У меня не было никого кроме них.

В какой-то момент тихое бормотание прекратилось. Прислужница убрала обеденные чашки и потушила факелы песком. Я могла слышать, как кто-то то и дело двигал руками или ногами на своём тюфяке, или легонько кашлял, и как прислужница болтала с кем-то о соседних дворцовых шатрах, и как вдалеке раздавалась струнная мелодия уда и улетала прямо в тёмное небо. Я слушала эти звуки, и вскоре этот домашний шум окончательно расслабил меня.

ГЛАВА 11

Гарем был подернут дымкой тлеющих благовоний. Я подошла к кровати своей матери, но она была пуста, её одеяло было аккуратно сложено и лежало на перьевой подушке, которая была роскошью, доступной только для жен Короля.

— Эмель, ты дома! — одна из жён подошла и обняла меня. — Ты ищешь Изру?

Я кивнула.

— На кухне.

Поблагодарив её, я оглянулась на пустующую кровать, и перед тем как покинуть гарем, я пощупала тюфяк и подушку, а также проверила содержимое небольшой корзины, в которой мать хранила вещи. Я не нашла ни историй, ни писем.

Кухня находились на другой стороне дворца, поэтому мне пришлось пройти по длинной изогнутой дорожке мимо шатров, пока я не увидела клубы серого дыма и не почувствовала запах вареного ячменя и копченого мяса. Кухня располагалась в огромном шатре, вход в который был только с одной стороны и вел в обширное помещение без крыши. Я прошла сквозь шатер мимо полок, заставленных сияющими металлическими подносами и горшками с крышками, похожими на тот, в котором мне приносили еду. Там также стояли черные чайники, стеклянные графины и кубки. В другом углу располагались огромные медные чаны с крышками, они были холодными, так как ими редко пользовались. В центре шатра стояли толстые каменные плиты, на которых дымилась еда. Слуги сновали туда-сюда, хватали пустую посуду и, встав на колени, наполняли подносы и миски. Женщины перебирали пшено в углу, покрикивая на мужчин, которые носили еду и, требуя, чтобы хлеб укладывали определенным образом, а соусы наливались в определенные миски. Я не заметила своей матери среди них.

— Отойди в сторону! — закричал мужчина у меня за спиной, он хотел войти в шатер и держал в руках три пустых кубка и два подноса.

Испугавшись и поспешив отойти с дороги, я засуетилась и упала на бок. Когда он увидел мой расшитый хиджаб и абайю, он понял, кто я была такая, и что-то испугано простонал. Во дворце было установлено негласное правило — ахиры не заходят на территорию слуг, — однако было и другое предельно четкое правило, согласно которому, слуги не кричали на них.

— Ахира! Прости. Я прошу твоего прощения.

Он встал на колени, отставив свой поднос.

— Здесь не за что извиняться, — пробормотала я. — Я искала свою мать.

Стряхнув песок со своих одежд, я встала и вышла из кухни.

Снаружи мужчины и женщины собрались у костров. Они поддевали крюками чайники, чтобы снять их с огня, или помешивали еду в огромных котлах. Некоторые рыли песок, чтобы достать мясо и хлеб из горячих углей. Здесь же сновали козы и куры в поисках еды.

Я сразу же узнала свою мать, несмотря на то, что она была одета в тёмные простые одежды. Она сидела с двумя другими женщинами у костра. Они находились очень близко друг к другу, словно делились секретами. Одна из них месила тесто на небольшом камне. Другая следила за яростным пламенем, выбивающимся из-под широкого металлического саджа, на поверхности которого шкворчали лепешки.

— Мама!

Почти все женщины повернулись, но только моя мать вскочила на ноги и побежала ко мне.

— О, о!

Мы слились в объятиях.

— Боги, Эмель! Я не ожидала увидеть тебя так скоро.

Она зашмыгала носом и вытерла глаза. Меня насторожила ее неожиданная эмоциональность. Она всегда была такой сдержанной, и я не знала, как реагировать на её проявление чувств.

— Я в порядке, правда. Все хорошо.

Она издала смешок, потащила меня к остальным женщинам и, усадив рядом с ними, представила. В ответ они сказали, что знали, кто я такая, и начали рассказывать о том, как в детстве я частенько воровала у них хлеб.

— Это был твой любимый, — сказала одна из них, махнув рукой в сторону готового хлеба, который она только что достала из саджа, после чего бросила его мне на колени.

Я оторвала кусочек и положила в рот.

— Он прекрасен, — застонала я, пережевывая промасленный хлеб.

Пламя, на котором готовили еду, было горячим. И хотя воздух был довольно прохладным, я не понимала, как эти женщины могли сидеть весь день у костра на солнце. У меня потемнело в глазах, и я поспешила стянуть с себя платок, после чего перед моими глазами заплясали мелкие точки.

— Ты привыкнешь к жаре, — сказала мне мама.

Я сомневалась, что это когда-нибудь случится.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я её, наблюдая за тем, как одна из женщин налила масла на сковородку, а потом кинула туда лепешку из теста.

Для жены короля было несвойственно находиться одной на кухне и, в особенности, общаться со слугами.

— Иногда я хочу отдохнуть от гарема. Особенно… в последнее время. Амира и Яра, — она кивнула на двух улыбающихся женщин, и я поняла, что уже забыла, кто из них кто, — составили мне хорошую компанию. Они работают во дворце с тех пор, как я вышла замуж… за Короля, — её голос стал напряжённым, а лицо вдруг скривилось.