— Сабра, мне жаль, что все так получилось между нами. Я…

— Мне это не нужно.

— Что?

Я начала теребить своё платье и перевела взгляд с соли на свою сестру.

— Ты думаешь, что можешь дать мне это, — она подняла мешочек в воздух, — и всё будет в порядке? Что я прощу тебя за всё то, что ты сделала?

Я отпрянула. Простить меня?

— Но этого не будет. Ты просто глупая мечтательница, и ты ставишь свои желания выше всего остального. Ты эгоистичная, и ты даешь мне это, чтобы почувствовать себя лучше. Так знай же, Эмель. Я не хочу твоих подачек, мне они не нужны.

Сабра перевернула ладонь, и мешочек упал на землю, половина его содержимого высыпалась на песок.

Не веря своим ушам, я начала задыхаться от ярости. Я сделала шаг вперед, готовая заорать на неё и объяснить, что она теряла, от чего она сейчас отказывалась. Но я остановила себя. Она не стала бы слушать, даже если бы я закричала ей в ухо.

Я сделала все, что могла. Я не собиралась умолять её. Ей надо было сказать последнее слово, потому что это было всё, что ей оставалось. И если от этого она почувствовала себя лучше, если, отказавшись от моего подарка, она хоть немного успокоилась, тогда я собиралась ей позволить сделать это. Она могла поступить так с моей жалостью, потому что она совершала ужасную ошибку.

Сабра отвернулась от меня и наших сестёр и вышла из шатра, не сказав никому ни слова на прощание.

Большинство из сестер стояли и не могли поверить, что она сказала «нет», что она отказалась от того, что могло изменить её жизнь, может быть даже спасти её. Но некоторые даже стали шептаться о моём эгоизме. Я не стала оглядывать шатер, чтобы понять, кто встал на сторону Сабры. Я была уверена, что уже знала, кто это был, и я не собиралась переживать из-за них.

После ухода Сабры в шатре слышались только тихие всхлипывания и шмыганье носами. Мои щёки горели, а руки тряслись, когда я, собрав соль обратно в мешочек, вернулась к своему тюфяку.

Тави последовала за мной, а потом, прижавшись ко мне, начала плакать. Я пыталась утешить её, облегчить её горе, как сделала бы её мать, и в чём, как я знала, она нуждалась. Но я была словно остывшее железо, твёрдое и несгибаемое. Я была зла на своего отца, и расстроена из-за Сабры.

Я посмотрела на соль, лежащую рядом с собой, и задумалась о том, что бы я сделала, будь я на месте Сабры. Но, по крайней мере, я перестала задаваться вопросами, я знала, что ждало меня в будущем, и что я должна была сделать, чтобы выжить. И я могла выжить — я была уверена, что могла, потому что знала, что делать со своим эгоизмом, который Сабра и мои сёстры считали моей проблемой.

Я посмеялась себе под нос, и Тави озадаченно посмотрела на меня. Бедная Сабра забыла, что гордость, а не эгоизм, были самой опасной вещью для ахиры. Её гордость должна была стать причиной её смерти. И я была в этом уверена.

ГЛАВА 17

Гости съезжались на Хаф-Шату толпами. Богатые и знаменитые отправляли по прибытию льстивые письма Соляному Королю в надежде получить приглашение на кульминационное событие фестиваля: знаменитое эротическое пиршество с фонтанами из арака и клубами бурака. Для тех, кто не попал в число приглашённых, обещание веселья, царившего на фестивале, было веской причиной для того, чтобы совершить путешествие по пустыне и посетить процветающее поселение Соляного Короля. Фироз рассказывал, что в батахире было очень много народу во время финального пиршества Короля, поэтому никто не оставался неудовлетворенным.

Деревня кишела людьми, которые приходили купить что-то для дома, искали лекарей, играли в азартные игры в игорных домах, или выпивали на базаре. Монеты разменивались в неимоверных количествах.

Ахиры не участвовали в Хав-Шате до тех пор, пока не наступало время пирушки Короля: мы пропускали абсолютно все празднования, которые устраивали богатые люди с наступлением ночи, а также яркие танцы на рынке, долгие попойки, и игры с друзьями, которые продолжались до восхода солнца. Мы оставались во дворце и только слышали о праздновании от проходящих мимо слуг, которые радостно описывали друг другу во всех деталях свои вечера.

Хаф-Шата была гораздо интереснее, чем прибытие каравана, и теперь, когда Сабра уже не могла помешать моим маленьким вылазкам, я не могла всё пропустить. Во время фестиваля смотрины не проводились, поэтому у меня не было причин задерживаться во дворце до полуденного горна. Джаэль и Алим так и охраняли мой шатёр, начиная с восхода солнца, поэтому каждое утро Хаф-Шаты Джаэль провожал меня из дворца, чтобы я могла навестить Фироза.

Тем днём мы с Фирозом пытались найти Рафаля.

— Он должен быть здесь! Вся пустыня собралась, — сказала я воодушевленно, таща его за руку через весь базар.

Большинство людей, у которых мы о нём спрашивали, смотрели на нас так, словно мы говорили на другом языке, что было вполне возможно, и качали головами. Наконец мы нашли местного жителя, который знал Рафаля.

— Разве вы не слышали? — спросил он печально. — Его убили.

У меня перехватило дыхание.

— Не может быть. Зачем алтамаруки убили его?

Мужчина недоуменно посмотрел на меня, а затем рассмеялся.

— Нет, девочка, его убили не они.

Мы ждали его ответа.