Нет. Света как раз и не было. Была тьма, почти кромешная. И только эльфийское ночное зрение заставило принцессу засвистеть. Бин же лишь почувствовал, что края у каменюки острые, а сам он гладкий, словно полированный нагрудник. Когда гном достал и чиркнул кресалом, пытаясь осветить бинову находку, это самое «ого» на трёх языках Крина прозвучало снова.

Камень и не камнем совсем был. Камень был кристаллом. В свете редких вспышек, высекаемых гномом, он казался непроглядно чёрным, но после того как зажгли принесённую из догоревшего костерка щепочку, оказалось, что камешек-то зелёный. Он был огранён в шестиугольную пирамиду, о её острый конец Бин и укололся. В драгоценностях Биновер разбирался слабо. Он и знал-то о них только две вещи, то, что они дорогие и то, что у него их нет. Вот теперь есть! Понятно стало, почему купцы с такой охраной и без денег и без товара.

Щепка догорела. Мир опять рухнул во тьму. Кристалл стал чернее этой тьмы и потерял всю свою красоту. Бин ещё долго держал его на раскрытой ладони и всматривался в тёмные грани. Ему показалось, что время от времени в глубине находки изредка вспыхивают зелёные искорки, но, скорее всего глаза желаемое выдавали за действительное. Рыцарь даже забыл, что послужило началом всей этой ночной кутерьмы. Только позже уже в полудреме среди теплых шкур и теплого же бока жены, он последним уголком угасаемого сознания вспомнил, что кто-то пытался оседлать коня. Зачем бы это? И кто бы это?

Утром почти не болела рука. Гномья мазь подействовала, или это просто утро? Жена, согревшись и согрев его, посвистывала в две дырочки. Бин слышал, что воинство его уже проснулось. Деловито покрикивал в полголоса на остальных Струдель, призывая быстрее соорудить костёр и согреть воды для торбардинского чая. Ржали озябшие кони. О чем-то на своём языке говорили гномы. И громко каркнула пролетающая над лагерем ворона. Крик птицы окончательно разбудил рыцаря. Гро всегда говорил, что вороны далеко от человека не живут. Получалось, что где-то недалеко жильё, а они мучались, ночуя в промерзшей, продуваемой ветром степи.

А вот значит живут. Ни в этот, ни в следующий день жильё не попалось. Может, конечно, в метели и неведении проехали всего в нескольких километрах. Но ведь проехали. Степь и степь. Третий день пробивались сквозь снег. Он падал и падал с неба, словно там боги открыли какое-то окно, а закрыть забыли. Вон у них дел сколько, на одни драки между собой века уходят. Снег был крупный как перья. Снег был мягкий. Снег был белым. Снега было так много, что видимость ограничилась десятком метров. Сначала он доходил лошадям до колен, а к третьему дню караван почти встал. Снег дошёл даже высоким чёрным жеребцам до груди, и приходилось ими пробивать дорогу, чтобы остальные лошади могли тащить телеги. Это тоже сильно не помогло, даже раненым пришлось слезть с повозок и толкать их. В результате в лучшем случае за день продвигались на десяток километров, а измучились и коней намучили на всю сотню.

Бин если в самом начале пути сквозь снег и думал о зелёном камне и странном поведении одного из старичков, седлавшего ночью коня, то потом думал только о том, как сделать ещё один шаг и не умереть от усталости. Рука, к счастью, болеть перестала, гномья мазь и впрямь оказалась чудесной. Ну, или при такой усталости не до мелких болячек.

Роскошь в виде горячей кружки чая перед сном, вот всё, что удалось сохранить от удачного начала путешествия. Спали теперь все вместе, тесно прижавшись, друг к другу. Не до рас сразу стало, сохранить бы тепло и жизнь. Даже Ксан не лез больше с рассказами о Хуме. Он из людей оказался самым выносливым, не скулил не жаловался, молча подставлял плечо под застрявшую в очередной раз телегу и снова шёл в голову колонны, пробивать в снегу тропу. Гномы, и так не слишком разговорчивые, за эти три дня не произнесли ни одного слова на общем, да и на своём не больше. Золотой Меч доставал время от времени свой волшебный указатель и только махал рукой в ту сторону, куда он показывал.

– Это зелёный камень притягивает несчастья! – не выдержала на очередном привале Эльвира.

– Ты! Ты нам несчастья приносишь! – не сдержался рыцарь и ввязался в перебранку.

Лучше бы он этого не делал. Атмосфера и без того холодная прямо ледяной стала под презрительным холодным взглядом бывшей жены (или не бывшей), брошенным на недостойного.

– Ещё один день сквозь этот снег и мы погибли, - Фарлей зябко кутался в лошадиную попону, лошадь жалобно заржала.

– Вечером разберём и сожжём мою повозку, - тяжело вздохнул Бин. Он уже привык к уюту добротного экипажа, и взгромождаться снова в седло не сильно хотелось или, точнее, сильно не хотелось.

Жечь добро не пришлось. Они вышли к жилью. Кони почувствовали сквозь снег дым очага и сами сменили направление, несмотря на протесты гнома. Это была застава. Три дома, конюшня, сторожевая вышка и сеновал. Из труб двух домов валил дым. Выходило, что застава обитаема. Повезло. На вышке, понятно, ни кого не было. Видимость десять метров, даже земли под собой не узришь, не то, что врагов.

Встречать усталых путников никто не выходил. Они спешились. Струдель повёл коней на конюшню, Фарлей с Ксаном пошли на сеновал за кормом для усталых лошадей, Бин отодвинул плечом Бруно, первым добравшегося до двери, и уверенно затарабанил железной перчаткой в запертую дверь. Стук вышел вялым и обмороженным. Хотелось громко разбудить пограничников и потребовать тепла и уюта, а получилось, что поскрёбся, неуверенно прося помощи. Бин поморщился и ещё раз попробовал. Вышло чуть громче, но так же неуверенно. Рыцарь скривился от унижения и попробовал в третий раз. Только вот в это время дверь распахнулась, и храбрый удар в дверь пришёлся в переносицу солдату, эту дверь отворившему. Удар опрокинул несчастного навзничь. Бин, потерявший равновесие, влетел в помещение за дверью, споткнулся о поверженного пограничника и плечом распахнул вторую дверь, уже в саму караулку.

Солдаты сидели мирно пили пиво и играли в кости. Бин остановился только у стола. Позади были две распахнутые настежь двери, поверженный пограничник и толпа заснеженных вооружённых людей. Ситуация диктовала. Пограничники вскочили из-за стола и попытались схватиться за мечи. Их было пятеро, если не считать контуженного Бином. А заснеженные продолжали вваливаться и вваливаться в небольшую комнатку, служащую одновременно и спальней и столовой для брошенного в степи отряда пограничников. Среди захватчиков были гномы (и рост и оружие не спутать), были эльфы (кожаная обтягивающая одежда, длинный лук, острые уши), были неракцы (чёрная броня) против которых и была выставлена застава. Выходило, что прокараулили они вторжение, проиграли в кости, понадеявшись на снегопад и метель. Выходило, что придётся принимать сражение в тесной комнате с явно превосходящими силами противника.