– Я понял, госпожа, – склонил голову Кенан-ага и, напоследок мрачно посмотрев на нее, ушел по коридору, растворившись в темноте.

Эгейское море.

С наступлением ночи, когда пираты отправились спать, им не составило труда освободиться. Давуд-паша, сидя спиной к нему, на ощупь помог повелителю разрезать украденным кинжалом веревку, связывающую его руки, а тот после избавил от пут и его самого. Стараясь не шуметь, они из того сундука с оружием пиратов заручились кинжалами, а из других сундуков взяли себе немного провизии – кто знает, что их ждет там, на свободе? Оказавшись на пиратском судне, они, прежде чем оказаться запертыми в трюме, заметили привязанную к борту корабля шлюпку – на ней пираты добирались с корабля до суши. С ее помощью они и решили организовать свое бегство из плена.

Дверь в трюм не была заперта, ведь пираты считали, что связанным пленникам все равно из него не выбраться. Оказавшись на палубе, залитой светом полной луны, высящейся на звездном небе, султан Баязид и Давуд-паша с опаской огляделись, но вокруг было пусто – пираты спали кто в каюте, кто на нижней палубе. Дело осталось за малым: забраться в шлюпку, перерезать удерживающие ее канаты и уплыть к неизвестному греческому городку, мимо которого они как раз проплывали – его огоньки призывно мерцали в ночной мгле.

– Стоит поторопиться, – направившись к шлюпке, проговорил Давуд-паша.

Султан Баязид хотел последовать за ним, но тут его взгляд зацепился за мелькнувший сбоку от него силуэт, и он замер, повернувшись в ту сторону. Сестра капитана, видимо, чутким женским слухом уловив шум на палубе, в непонимании вышла из каюты и тоже замерла, исподлобья уставившись на него. Пару секунд они так и стояли, прожигая друг друга взглядами. Но тут девушка дернулась в сторону каюты, видимо, намеренная поднять тревогу. Падишах, наоборот, бросился к ней, успев перехватить, и зажал ей рот ладонью.

Давуд-паша обернулся на шум и, увидев, что происходит, поспешил ему на подмогу. Пиратка, которая бешено сопротивлялась удерживающим ее рукам его господина, все же вырвалась из них, но споткнулась о его ногу и рухнула на палубу, сильно ударившись головой. Не шевелясь, она затихла. И вокруг все тоже затихло. Казалось, даже шум волн, качающих корабль, стал тише.

– Она мертва? – тревожный голос Давуда-паши оборвал тишину.

Султан Баязид опустился на корточки перед распластавшейся на палубе девушкой. Ее длинные пшеничные волосы раскинулись вокруг ее головы, золотясь в лунном свете, а лицо ее было так красиво и умиротворенно, будто она всего лишь спала. Коснувшись пальцами ее шеи, мужчина нащупал пульс и неожиданно для самого себя испытал облегчение.

– Жива.

– Нужно уходить, повелитель, – с опаской покосившись в сторону каюты, сказал Давуд-паша.

Поколебавшись лишь миг, султан Баязид вдруг протянул руки и подхватил с палубы сестру капитана под недоумевающим взглядом своего визиря. Он, однако, быстро справился с удивлением.

– Не стоит, повелитель. Они не оставят нас в покое, если мы заберем ее.

– Как мы будем ориентироваться в этих землях, даже не владея греческим языком? Без нее нам из Греции ни за что не выбраться. Будет нашим проводником.

Давуд-паша смолчал, услышав в голосе падишаха твердость – он не отступится. И визирь догадывался, что это его решение вызвано не только теми причинами, которые он озвучил. Девушка ему приглянулась, а государь не привык отказывать себе в том, что касалось женщин.

Они забрались в шлюпку и, прижимая к себе потерявшую сознание красавицу, султан Баязид угрюмо вглядывался в ее черты, которые необъяснимо и совершенно неожиданно что-то в нем затронули. Давуд-паша тем временем обрубил своим кинжалом канаты, и шлюпка с силой ударилась о волны под громкий всплеск. Заработав веслами, мужчины направили лодку в сторону виднеющегося вдали греческого городка, надеясь в нем обрести укрытие.

Утро следующего дня.

Возвращаясь куда-то, ты сразу же понимаешь, что оказался совсем не там, откуда когда-то ушел. И это правильно. Ведь время не стоит на месте. Оно течет – переменчивое и непостоянное, как вода в быстром потоке реки. А, как говорится, в одну реку не войдешь дважды. Проезжая в карете знакомые ей места, Михримах Султан в то же время их не узнавала. Годы многое забрали из ее памяти, и султанша словно заново знакомилась со столицей, которую когда-то считала своим домом. Теперь же, после жизни в далекой и спокойной провинции, Стамбул казался ей чужим, недружелюбным и просто огромным.

А еще при встрече с ним в памяти непроизвольно всплывали обрывки воспоминаний о той прошлой жизни, которую Михримах Султан так отчаянно пыталась забыть, вырвать из своего сердца, чтобы оно больше не кровоточило. Но как бы она не старалась, она не смогла забыть. Все эти годы перед ее взором стоял сын – единственная ниточка, связывающая ее настоящее и прошлое – который был поразительно похож на отца. Смотря на него, в его спокойные голубые глаза, на его темные волосы и высокий стан, Михримах Султан видела покойного мужа. И это каждый раз причиняло ей боль, которая с годами, к ее облегчению, все же утихала.