– Поздравляю вас с этим самым днем, миссис Уилфер, - сказал мистер Джордж Самсон, который по дороге заранее придумал это изящное поздравление. Миссис Уилфер поблагодарила его благосклонным вздохом и снова покорно отдалась на растерзание загадочной зубной боли.

– Удивляюсь, что мисс Белла снисходит до стряпни, - нерешительно произнес мистер Самсон.

Тут мисс Лавиния набросилась на злополучного молодого человека с уничтожающим замечанием, что, во всяком случае, это не его дело. После чего мистер Самсон надолго впал в уныние и пребывал в нем до прихода херувима, который очень удивился, увидев, чем занимается обворожительная женщина.

Тем не менее она настояла на своем и не только приготовила обед, но и подала его, а потом села и сама за стол, уже без фартука и нагрудника, в качестве почетной гостьи, причем миссис Уилфер первая откликнулась на радостное воззвание мужа: "За все предлагаемое нам да возблагодарим господа..." - похоронным "аминь", словно рассчитывая отбить аппетит у проголодавшегося семейства.

– Удивительное дело, папа, - сказала Белла, глядя, как он режет курицу, - отчего это они такие красные внутри? Порода такая, что ли?

– Не думаю, что порода какая-нибудь особенная, душа моя, - возразил папа.
– Я склонен думать, что они не совсем дожарились.

– А должны бы дожариться, - заметила Белла.

– Да, я знаю, милая, - ответил ей отец, - а все-таки они... не совсем готовы.

Пустили в ход рашпер, и добродушный херувим, нередко занимавшийся в семейном кругу совсем не херувимскими делами, как это случается видеть на картинах Старых Мастеров, взялся дожаривать кур. И в самом деле, помимо глядения в пространство - род деятельности, которому весьма часто предаются херувимы на картинах, - этот домашний херувим выполнял отнюдь не меньше самых разнообразных функций, чем его прототип: с той только разницей, что ему чаще приходилось орудовать сапожной щеткой, чистя обувь для всего семейства, нежели играть на огромных трубах и контрабасах, и что он проводил время с пользой, живо и весело бегая по своим делам, вместо того чтобы парить в небесах и показываться нам в ракурсе, непонятно для какой цели.

Белла помогала ему в дополнительной стряпне, и он был очень этим доволен, но она же и перепугала его до смерти, спросив, когда они снова сели за стол, как, по его мнению, жарят кур в Гринвиче и правда ли, что там так приятно обедать, как об этом рассказывают? Его ответные подмигивания и укоризненные кивки смешили коварную Беллу чуть не до слез; в конце концов она подавилась, и Лавиния была вынуждена похлопать ее по спине, после чего она расхохоталась еще пуще.

Зато ее матушка на другом конце стола весьма тактично умеряла общее веселье; отец в простоте души то и дело обращался к ней со словами:

– Душа моя, боюсь, что тебе совсем не весело?

– Почему же вам так кажется, Р. У.?
– звучно и холодно отвечала она.

– Потому, душа моя, что ты как будто не в духе.

– Нисколько, - возражала ему супруга так же холодно.

– Не хочешь ли взять дужку, милая?

– Благодарю. Я возьму то, что вы мне предложите, Р. У.

– Но, милая, ты, может быть, хочешь взять другой кусок?

– Мне совершенно все равно, тот или этот, Р. У.

И величественная матрона продолжала обедать с таким видом, словно кормила кого-то другого ради общего блага.

Белла привезла десерт и две бутылки вина - доселе невиданное в день годовщины великолепие. Миссис Уилфер провозгласила первый тост, первая подняв бокал.

– Р. У., пью за ваше здоровье!

– Спасибо, милая. И я выпью за твое здоровье.

– За папу и за маму!
– сказала Белла.

– Позвольте мне, - вмешалась миссис Уилфер, простирая перчатку.
– Нет! По-моему, не так. Я пила за вашего папу! Но если вы хотите пить и за меня, то я вам очень благодарна и не возражаю.

– Господь с вами, мама!
– перебила ее дерзкая Лавви.
– Ведь вы же с папой обвенчались в этот день, вы с ним теперь одно! Никакого терпения с вами не хватит!

– Чем бы ни отличался этот день от других, во всяком случае, это не такой день, Лавиния, чтобы я позволила моей дочери набрасываться на меня и грубить. Я прошу тебя - нет, приказываю тебе!
– не грубить. Р. У., именно сейчас будет весьма уместно напомнить вам, что это ваше дело - приказывать, а мое - повиноваться. Это ваш дом, у себя за столом вы хозяин. За наше с вами здоровье!
– И она выпила бокал с ужасающей непреклонностью.

– Я, право, немножко боюсь, милая, что тебе не очень весело, - робко заикнулся херувим.

– Напротив, мне очень весело, - возразила миссис Уилфер.
– Почему это мне не должно быть весело?

– Мне так показалось, милая, судя по твоему лицу...

– У меня может быть лицо как у мученицы, но не все ли это равно, да и кто об этом может знать, если я улыбаюсь?

И она улыбнулась, несомненно заморозив своей улыбкой всю кровь в жилах мистера Джорджа Самсона. Ибо этот молодой человек, встретившись с ней взглядом, был до такой степени перепуган выражением ее улыбающихся глаз, что стал доискиваться мысленно, что он сделал такого, чтобы извлечь на себя этот ужас.