– А как тебе количество пейзажей Васильева?

– Да-а, впечатляет! Но хотел бы я поглядеть на того, кто действительно их написал. Тонко сделано, согласись.

Мы с Костиком понимающе переглянулись.

Тут я вспомнила, зачем мы сюда притащились, и стала усиленно разглядывать работы Сомова и Васильева, прямо-таки тычась в них носом. А затем, наглядевшись всласть, задумчиво изрекла, глядя на своего спутника:

– И ни одной картины Борисова-Мусатова, а я так надеялась…

При этом я покосилась на живописную парочку, крутившуюся в этой же части зала. Лицо мужчины было напряжено, узкий лоб пересекали суровые морщины, губы плотно сжаты. Его спутница казалась гораздо моложе. Одета она была нарочито дорого и ярко, шею и руки её отягощало чрезмерное количество ювелирных изделий. Я бы даже подумала, что многочисленные драгоценности фальшивы, если б не очевидно дорогой костюм её спутника. Да и туфли дамочки, пожалуй, куплены в магазине, в который мне и после шампанского в голову не придёт заглянуть.

Женщина время от времени капризно кривила ярко накрашенный рот и что-то быстро говорила своему мужчине. После чего тот ещё крепче поджимал губы и слегка кивал. Я потянула Костика чуть ближе к парочке любителей живописи и заметила негромко, но отчётливо, чтобы они услышали:

– А вот моя коллекция акварелей Сомова, гораздо богаче и интереснее всего того, что здесь выставлено. Согласись!

Костик удивлённо смотрел на меня минуты полторы, потом опомнился, согласно кивнул и небрежно заметил:

– Пожалуй, русская живопись конца позапрошлого, начала прошлого века – не самая сильная сторона этой выставки.

Дамочка в драгоценных каменьях заметно оживилась, подслушав наши реплики.

– Слышишь, Серж! У неё, небось, есть не только Сомов, а ещё что-нибудь этакое. Ты же знаешь, милый, как я обожаю Сомова! Как думаешь, может, удастся уговорить её продать нам что-то? А мы взамен дадим ей номерок того мужика, что предлагал тебе серию рисунков Борисова-Мусатова.

Конец ознакомительного фрагмента.