Покончив с этим, она накинула платок, готовясь выйти на дождь и ветер.

– Позволь мне проводить тебя, Рейчел. Ведь ночь на дворе.

– Не надо, Стивен. Одна минута, и я уже дома.

– А ты не боишься, - сказал он вполголоса, выйдя с Рейчел на лестницу, - оставлять меня наедине с ней?

Когда она, удивленно посмотрев на него, спросила: "Что ты, Стивен?" он преклонил перед ней колени на убогой ветхой лестнице и прижал к губам край ее платка.

– Ты ангел. Благослови тебя бог!

– Я уже сказала тебе, Стивен, что я только твой бедный друг. Ангелы не такие. Между ними и грешной работницей глубокая пропасть. Моя сестричка среди них, но она преображенная.

Она подняла глаза к небу, потом опять посмотрела ему в лицо своим кротким, сострадательным взглядом.

– Ты преображаешь меня, из дурного делаешь хорошим. Я знаю, что не стою тебя, но я всем сердцем хочу быть хоть немного таким, как ты, чтобы не потерять тебя, когда окончится эта жизнь и вся морока рассеется. Ты ангел! Кто знает, не спасла ли ты нынешней ночью мою душу живую!

Она взглянула на него - он все еще стоял на коленях перед ней, держась за край ее платка, - и слова укоризны замерли у нее на устах, когда она увидела его исказившееся лицо.

– Я пришел домой в отчаянии. Я пришел домой, ни на что уже не надеясь, не помня себя от злости, потому что стоило мне рот открыть, чтобы пожаловаться на свою судьбу, как меня тут же назвали смутьяном. Я говорил тебе, что я очень испугался. Меня испугала склянка на столе. Я в жизни своей и мухи не обидел, но когда я увидел так вдруг эту склянку с ядом, я подумал: "Могу я поручиться, что не сделаю чего над собой, или над ней, или и над ней и над собой?"

Ужас изобразился на ее лице, и она обеими руками зажала ему рот, чтобы заставить его замолчать. Он схватил ее руки свободной рукой и, не выпуская край ее платка, продолжал торопливо:

– Но ты, Рейчел, сидела у ее постели. Я увидел тебя. Я видел тебя всю ночь. В моем тревожном сне я и то знал, что ты здесь. Впредь я всегда буду видеть тебя на том месте. Каждый раз, как я увижу ее или подумаю о ней, всегда ты будешь подле нее. И что бы я ни увидел, о чем бы ни подумал, от чего во мне злость подымается, ты будешь подле, и злость моя пройдет, потому что ты во сто крат лучше меня. И так я буду ждать, так буду надеяться на то время, когда мы, наконец, вместе уйдем далеко, далеко, по ту сторону глубокой пропасти, туда, где твоя сестричка.

Он еще раз поцеловал край ее платка и отпустил ее. Она дрожащим голосом простилась с ним и вышла на улицу.

Ветер дул с той стороны, откуда уже недолго было ждать рассвета, дул, не утихая. Тучи излились дождем или унеслись далеко, небо расчистилось, и звезды ярко сверкали. Он стоял на улице с обнаженной головой, глядя ей вслед. Как сияние звезд затмевало тусклый пламень свечи в окне, так образ Рейчел в безыскусственном воображении Стивена Блекпула затмевал все житейские дела и заботы.

Время работало в Кокстауне - как кокстаунские машины: столько-то выделано тканья, столько-то потреблено топлива, столько-то израсходовано лошадиных сил, столько-то выручено денег. Но менее беспощадное, чем железо, сталь и медь, оно вносило перемены даже в эту продымленную каменную пустыню, и только оно одно противилось ее гнетущему однообразию.

– Луиза, - сказал мистер Грэдграйнд, - уже почти взрослая девица.

Время, работая во всю мощь своих неисчислимых лошадиных сил, не прислушиваясь ни к чьим словам, вскоре показало мистеру Грэдграйнду, что Томас вырос на целый фут с того дня, когда он в последний раз удосужился взглянуть на сына повнимательней.

– Томас, - сказал мистер Грэдграйнд, - уже почти взрослый юноша.

Время еще немного обработало Томаса на своих машинах, и не успел его отец опомниться, как сын предстал перед ним во фраке и крахмальной манишке.

– Я считаю, - сказал мистер Грэдграйнд, - что Томасу пора перебираться к Баундерби.

Время, не выпуская Томаса из рук, определило его в банкирскую контору Баундерби, сделало его домочадцем Баундерби, привело к покупке первой бритвы и старательно изощрило его дар расчетливости.

Тот же великий фабрикант, чья фабрика постоянно загружена несметным множеством самых разнообразных изделий, на всех ступенях производства, пропустил и Сесси через свои машины и изготовил - что и говорить - весьма привлекательную вещицу.

– Я полагаю, Джуп, - сказал мистер Грэдграйнд, - что продолжение твоих занятий в школе будет бесполезно.

– Боюсь, что так, - приседая, отвечала Сесси.

– Не стану скрывать от тебя, Джуп, - сказал мистер Грэдграйнд, насупив брови, - что итог твоего обучения в школе разочаровал меня, глубоко разочаровал. Ты не переняла у мистера и миссис Чадомор и сотой доли тех точных знаний, которые, по моим расчетам, ты должна была приобрести. Твой запас фактов весьма скуден. Твое знакомство с цифрами крайне ограниченно. Ты отстала в своем развитии, и успехи твои - ниже среднего.