– Такое впечатление, что она сделает все, что я попрошу, – произнесла она вслух.

– Так и будет. Однако вам двоим потребуется время, чтобы кое-чему научиться друг от друга, – предупредил Салливан теплым, расслабленным голосом, к которому всегда прибегал рядом с лошадьми. – Если она сделает что-то, чего вы не ожидаете, то имейте в виду: это не намеренно. Просто будьте терпеливы и успокаивайте ее, и возвращайте ее туда, где вам обеим будет комфортно. Сначала – шаг, потом – рысь.

– И не свалиться вниз, – добавила она с нервным смешком.

– Падения случаются, – как ни в чем ни бывало ответил Уоринг. – Не бойтесь этого. Просто будьте готовы. У вас наибольшая вероятность упасть навзничь. Хватайтесь за переднюю луку седла, чтобы удержать равновесие. Если не сможете, то попытайтесь свернуться в клубок. Не падайте плашмя на спину, если сможете избежать этого, потому что так у вас собьется дыхание.

– Вы меня не успокоили.

Он пожал плечами.

– Если это случится, то случится. Но только не сегодня.

Изабель рискнула бросить взгляд на его красивое улыбающееся лицо. Лицо, на которое ей хотелось бы смотреть всегда.

– Как я вообще смогу расслабиться, когда в любой момент должна быть готова к катастрофе?

– Потом станет легче. Это как научиться ходить. Вы сумели выучиться этому и теперь не обращаете на это особого внимания, не так ли?

– Я хожу с того времени, как мне исполнился год. Восемнадцать лет практики.

Салливан усмехнулся.

– Да, но потребовался год или два, чтобы вы научились ходить достаточно хорошо. А теперь вы вовсе не новорожденный младенец.

– Я чувствую себя так же неловко.

– Вы выглядите очень уверенно. И восхитительно прекрасны.

– Я просила вас перестать делать это. – Она нахмурилась, глядя на Уоринга. – Я сделала вам прекрасный комплимент. Полагаю, самый прекрасный из всех, какие я могла сделать. Если вы не можете или не хотите отплатить мне таким же, то тогда перестаньте говорить что-то еще.

– Они бледнеют по сравнению, не так ли? – через мгновение отметил он. – Но они приносят меньше боли.

– Это вы так думаете.

Салливан отвел взгляд.

– Очень хорошо, – наконец произнес он, снова посмотрев на нее. Его льдисто-зеленые глаза скрывали секреты, о которых она не могла догадаться – но Изабель знала, что они относились к ней. Все до единого. – Я люблю тебя, – продолжил он тихим, интимным голосом, который заставил ее задрожать. – Я хочу видеть тебя, разговаривать с тобой, обнимать тебя каждую секунду каждого дня. Ты заставляешь меня стать тем, кем я, вероятно, не могу быть.

Его голос прервался, но Изабель продолжала молчать. Она не имела понятия, что можно сказать. Слеза скатилась по ее щеке, и девушка торопливо смахнула ее до того, как кто-то у входа в Гайд-парк сможет увидеть ее.

Салливан откашлялся.

– Ты заставляешь меня мечтать о том, чтобы я был кем-то другим. Человеком, который может совершать все это при свете дня, без страха погубить тебя и уничтожить себя. Прежде я никогда не желал этого, Изабель. – Его взгляд не отрывался от ее глаз. – Теперь ты ощущаешь меньшую боль?

Она покачала головой, еще одна слеза последовала за первой, пробежав по щеке и исчезнув в небытие с помощью ее перчатки.

– Нет.

– Вот и у меня то же самое.

– Салливан Уоринг!

Низкий, резкий голос заставил Изабель подпрыгнуть. Зефир оступилась, встряхнула головой и прижала уши. О Боже. Изабель натянула поводья. Кобыла, фыркнув, попятилась.

– Тпру, девочка, – непринужденно произнес Салливан, не делая никаких движений, кроме едва заметного движения ногой, после которого Парис поравнялся с ними. – Тибби, поговори с ней. Наблюдай за ее ушами.

– Тпру, девочка, – повторила она, не осмеливаясь отпускать луку седла или поводья, чтобы потрепать кобылу. – Хорошая девочка. Вот так. Мне жаль, что я испугала тебя.

Уши Зефир приподнялись, повернувшись в сторону потока тихих слов, которые она продолжала бормотать. Кобыла перестала беспокойно двигаться и наклонила голову, чтобы пощипать траву у себя под ногами.

– Отличная работа, миледи, – прошептал Салливан.

Когда Изабель наконец-то отвела взгляд от ушей Зефир, она осознала, что Салливан поднял руки вверх, его взгляд прикован к ближайшему из полудюжины мужчин, окруживших их. Мужчин с пистолетами, направленными ему в грудь.

– Что все это значит? – спросила девушка, использовав всю силу воли, до последней унции, чтобы ее слова прозвучали оскорбленно, а не испуганно из-за того, что кто-то собирается застрелить Салливана.