Собственно, разговор, совершенно неожиданный, подошел к концу. Семён двинулся к выходу, но в дверях вдруг остановился, замер. Поднял указательный палец.

— Ах да, немец, новости у меня для тебя.

Рыбачок, так и сидевший на скамье, вопросительно глянул на него.

— Братцы твои, немцы, не пойдут вечером на царский прием в Кремль.

— Почему? — выдавил Митька, в солнечном сплетении все еще тянуло.

— Животом, кажись, хворают, — Семён подмигнул. — Срутся. А если у Государя Иоанна Васильевича на приеме в штаны обделаются? Так позора не оберешься, а Царь терпеть не станет.

Митька промолчал. А что сказать? Перед тем как Семён позвал его сюда, рыбак собственными глазами видел, что Олешка и братья близнецы побежали справлять нужду, хватаясь за живот. Видать, за столом что-то дурное съели или каша не пошла. И по такому делу до выхода в Кремль не очухаются, а до встречи с Государем осталось-то всего ничего. Ради них переносить прием никто не станет. Однако по спине рыбачка пробежал-таки холодок. Семён не мог знать, что с рыбачками станется. Но говорил так, будто был уверен в своих словах. Выходит…

Митька вздрогнул — то ли от того, что хлопнула дверь, когда Семён вышел из комнаты, то ли из-за понимания, что сегодня за обедом рыбачков отравили. И отравление было дело рук новгородских купцов, которые окончательно показали, что не выбирают средств.

На прием шли в составе пяти человек в сопровождении царских людей, специально явившихся за гостями. Купцы Ивановского сто и Митька как англичанин и виновник торжества. Вышли много заранее. Рыбачок, полагавший, что новгородцы наденут на царский прием все лучшее, немало удивился, увидев на купцах далеко не самые хорошие наряды из тех, которые они могли себе позволить. Все простенько, элегантно и со вкусом, новое — это да, как говорится — муха не сидела. Кафтаны, сапоги и портки достали из сундуков, которые везли с собой. Но на одежде купцов не было и намека на привычную роскошь. Этого же нельзя было сказать о Митьке, которого разодели с иголочки.

Шли молча, каждый был погружен в собственные думы. Все, что необходимо сказать, было сказано. Купцы выглядели крайне сосредоточенными, даже напряженными — пытались понять, отчего Государь столько тянул. Мало того что Государь так и не выделил средств сэру Гуго Уиллоби и не обустроил в столице, ведь жил он за счет новгородцев, не было никаких официальных встречающих. Кроме купцов, но то опять-таки их собственная заслуга. Ладно во время въезда в Москву, но их не было и сейчас — за новгородцами и англичанами пришли простые посыльные…

Митька отвлекал себя созерцанием видов Кремля. Здесь ему не приходилось бывать ранее, не выпускали ведь, и надо сказать, что конструкция произвела на рыбака внушительное впечатление. В пределах Кремля существовала тесная застройка, от количества зданий здесь разбегались глаза.

Кирпичный двухэтажный дворец Иоанна Великого стоял на Боровицком холме, занимая, пожалуй, самое видное расположение. Он состоял из ряда палат, таких как Набережная, Столовая, Средняя золотая, Грановитая и другие. Вот в Грановитую-то купцы и направились. Построенная дедом Царя, она использовалась, как правило, для важных торжеств, встреч и заседаний.

У входа в Грановитую палату делегацию поджидал незнакомый Митьке человек, одетый подчеркнуто богато и окруженный представительной свитой.

— Адашев, — тихо буркнул один из купцов.

Разумеется, Митька понятия не имел, что перед ним один из самых влиятельных людей Московской Руси того времени — Алексей Федорович Адашев. Тот самый Адашев, о котором рыбачок мельком слышал из разговора Семёна и Акинфия. Некогда он был самым близким другом Царя, которого Иоанн Васильевич приблизил к себе и всячески поощрял. Сейчас же его положение хоть и пошатнулось, но до краха еще было далеко.

Появление здесь Адашева могло быть хорошим знаком. Будучи окольничим, Алексей Федорович вел переговоры с иностранцами от имени Иоанна Васильевича. Именно Адашеву в свое время были поручены переговоры с ногайцами, Шиг-Алеем и Ливонией.

Алексей Федорович, завидев делегацию, приветственно раскинул руки, показывая, что рад видеть дорогих гостей. Окольничий знал Семёна лично, они даже перекинулись парочкой ничего не значащих фраз, поздоровавшись за руки и похлопав друг друга по плечам.

Он подвел делегацию новгородцев и рыбачка к залу Грановитой палаты через каменную лестницу парадного Красного крыльца и повелел ждать, оставив перед дверями, которые стерегли царские люди. Сам зашел внутрь — видимо, отправился оповестить Иоанна Васильевича о том, что англичанин прибыл.

Митька и купчики стояли в полной тишине, все слышали дыхание друг друга, напряжение витало в воздухе. Рыбачок осматривался — стены и своды здесь были великолепно расписаны. Впрочем, толком полюбоваться ими не удалось — царские люди начали обыскивать дорогих гостей. А когда отстали, не найдя ничего подозрительного, вернулся Адашев.