— Заходим быстренько, — он замахал рукой, зазывая делегацию скорее заходить. — Государь Иоанн Васильевич вас ждет.

Царские люди при этих словах расступились, открывая проход.

Первыми пошли купцы.

Митька двинулся за ними, чувствуя, как от волнения бешено колотится сердце в груди.

Иоанн Васильевич стоял посередине помещения, сложив руки перед собой и встречая входящих гостей тяжелым взглядом, от которого душа уходила в пятки. На Государе не было царского наряда с украшениями из золота, о которых говорил тот пьяный боярин. Ничего такого не имелось. Как и лишних свидетелей, особенно высокородных. Вместе с Царем стояли только вооруженные люди и еще один человек, как понял Митька, толмач.

В общем, не тот вид, который ожидал рыбачок, побледневший до крайности. Да и купцам дурно явно стало. Но они быстро спохватились. Низко поклонились. И начали со всем почтением озвучивать приветственную здравицу.

Митька же, также поклонившись, заметил — Государь выглядел крайне вымотанным, невыспавшимся. Не так-то просто управлять большим государством, здоровье надобно богатырское.

***

— И что приключилось-то, почему немец говорить не могет? — насторожился Иоанн Васильевич, внимательно рассматривая рану на лице Митьки.

— Эм-м, Иоанн Васильевич, — Семён, взявшийся держать разговор, замялся. — Поскользнулся, болезный. И лицом о угол сундука. Всех людей моих опроси, коли желаешь, все то подтвердят.

— Сладко слагаешь, — подметил Государь, хмурясь.

Митька подметил, как переглянулись мельком Адашев, стоящий у дверей, и Семён. Государь видел все и, как переглянулись эти двое, тоже видел.

Было видно, что Иоанну Васильевичу совсем не нравится услышанное. Он задумчиво огладил бороду. И спросил:

— А что с остальными купцами? Али тоже их ноги не держат?

— Что вы, живехоньки они, — спохватился Семён, у которого наконец прошел шок после встречи с самим Государем, и он начал говорить куда более уверенно, раскрепостился. — Остальные животом хворают. После обеда поплохело, вот и не смогли во двор явиться, за что сэр Уиллоби извиняется нашими устами с вашего позволения.

— Поплохело? Отчего же?

— Да пес их знает? Ели одну еду. Мы вот они — стоим пред тобой. А они животом расхворались.

Произнес.

Замолчал.

И уставился на Митьку.

Пара секунд задержки. И тот спохватился. Кивнул, вроде как подтверждая слова. Дескать, все так и было.

— Стало быть, язык наш ты понимаешь? — поинтересовался Царь.

Митька еще раз кивнул.

— А говорить покамест не можешь?

Митька тяжело вздохнул и отрицательно покачал головой, касаясь с сожалением на лице своей повязки.

— Беда, — вздохнул Царь. — А добре ли язык наш понимаешь?

— Добре, — ответил за него Семён. — Сэр Уиллоби неплохо по-русски изъясняется, что нам по доброте душевной показывал. Никаких толмачей не понадобилось привлекать.

— Любо, — Иоанн Васильевич искренне улыбнулся.

Митька подметил, что зубы у Царя целые, ни одного гнилого пенька, что было необычно для людей обеспеченных. Видно, сладким не баловался, да и на мучное не налегал. Хотя на самом деле — кто его знает? У иных от природы зубы такие, что только обзавидоваться.

Царь помолчал. Потом повернулся к толмачу и кивком указал тому на дверь, обозначая, что тот может быть свободен. Только сейчас Митька понял, что прежде Иоанн Васильевич не просил толмача давать для англичанина перевод — проверял, выходит, насколько правдивы слухи, что сэр Уиллоби по-русски понимает.

— Ну раз так все вышло, значит, с вами, людишки новгородские, поговорим, — заключил Великий Царь. — Если вас сэр Уиллоби с собой прихватил, значит, доверяет, а он послушает.

— Конечно, нам ведь сэр Уиллоби все как есть рассказал, на духу, — подхватил Семён. — Он может и нем, но всяко слышит, что мы говорить будем, и наши слова всяко подтвердит.

Иоанн Васильевич не счел нужным отвечать — едва заметно кивнул, показывая, что не против продолжить разговор в таком необычном формате. Не то чтобы Царь был доволен, он явно хотел поговорить с англичанином лично, а может, и с глазу на глаз, но раз уж вон как вышло, то ничего не поделаешь.

Государь поманил к себе пальцем Семёна:

— Иди-ка сюда, ближе. Еще ближе, спросить что хочу.

Староста повиновался, хотя явно смутился от просьбы. Митька видел, как он смотрит на кинжал, висевший на поясе Иоанна Васильевича, а тот как будто бы и нарочно, но положил руку на его рукоять. Не ушло от внимания, что напряглись служилые и засуетился Адашев. Расстояние между Семёном и Иоанном Васильевичем было как раз таким, что не увернуться от удара. Не помогла бы Семёну никакая сила и ловкость, Царь был так же ловок и силен, только вооружен, а купцы пришли в палату без оружия.