– Это оттого, что ваш желудок усох. Но стоит вам начать, как соки заставят его раскрыться, – заметил я.

Я вскарабкался на край постели со своей тарелкой и начал есть, давясь рыбой и облизывая соус с кончиков пальцев, сосредоточившись на еде, но искоса поглядывая на ее руки, чтобы не пропустить момент, когда они шевельнутся. Несколько мгновений тишину в комнате нарушало лишь мое чавканье. Еще кусочек, и я предприму новую попытку.

– Ты должен был предупредить меня. – Вот теперь в голосе ее прозвучала сталь.

Я проглотил кусок, чтобы не разговаривать с набитым ртом.

– Предупредить о чем?

Она прищелкнула языком.

– Сколько драгоценных камней у нас осталось?

– Пять рубинов, четыре жемчужины и еще одна большая из вашего ожерелья. – Я умолк в ожидании ответа. – Больше чем достаточно.

– Достаточно для чего? Для чуда?

– Фьяметта…

– Скажи мне… почему ты избегаешь смотреть на меня, Бучино?

– Я смотрю на вас, – возразил я, поднимая голову и в упор глядя на нее. – Это вы отводите глаза.

Вот теперь она развернулась ко мне, и глаза ее были так же зелены и холодны, как те два изумруда, что я заложил, дабы обеспечить нас едой и питьем.

– И? Что ты видишь?

– Я вижу очаровательную женщину, к тому же дьявольски везучую, которая, однако, нуждается в еде и хорошей ванне.

– Лжец. Взгляни еще раз. Хотя, быть может, тебе нужна помощь.

Рука ее скользнула под грязную сорочку, и она вытащила оттуда небольшое зеркальце в оправе из слоновой кости. Бывало, в Риме не проходило и часа, чтобы она со всем вниманием не всматривалась в свое отражение, выискивая в нем изъяны, но когда по пятам за вами гонится сам дьявол, тут уж не до тщеславия, а в трюме грузового корабля зеркала так и вовсе днем с огнем не сыскать. Она покрутила ручку в пальцах, и по комнате рассыпались солнечные зайчики.

– Похоже, Мерагоза продала все, до чего смогла дотянуться, но вот то, о чем она не знала, украсть не сумела. Оно было спрятано между филенками кровати. Когда я была маленькой, мама всегда прятала там деньги, которые зарабатывала сама.

Она протянула мне зеркальце. Оно оказалось тяжелым, но стекло сохранилось достаточно хорошо, чтобы пригодиться. Я мельком заметил чью-то физиономию под огромным безобразным лбом и на миг даже удивился, потому как, в отличие от остального мира, мне не доводится созерцать собственное уродство каждый день. По сравнению со мной синьорина – новорожденная Венера. Правда, на жизнь мы зарабатываем отнюдь не моей внешностью.

– Я смотрелась в это зеркало еще с тех пор, как была маленькой, Бучино. Изучение своего отражения было частью моего воспитания. Зеркало подарил маме один мужчина, который управлял лавкой в Мерсерии. Оно висело на стене рядом с кроватью, и его закрывала маленькая занавеска, чтобы уберечь серебро от солнечных лучей. Под ним была полочка, на которой она хранила склянки с мазями и благовониями, и каждый день она брала меня на руки, чтобы я могла посмотреться в него…

– Голод искажает мир так же сильно, как и потемневшая амальгама, – перебил я ее. – Съешьте что-нибудь, а потом мы поговорим.

Она нетерпеливо тряхнула головой.

– Всякий раз, когда я смотрела на свое отражение, она говорила: «Я делаю это не для того, чтобы ты преисполнилась тщеславия, а потому, что твоя красота – это Божий дар, и его следует правильно использовать, а не бездарно растрачивать. Всматривайся в свое лицо так, словно оно – карта океана, твой собственный торговый маршрут в Индию. Потому что оно принесет тебе целое состояние. Но при этом ты всегда должна верить тому, что говорит тебе зеркало. Пока другие будут осыпать тебя лестью, у него не будет причин лгать».

Она умолкла. Я тоже не знал, что сказать.

– Итак, Бучино, вот сейчас оно лжет? Если так, то тебе лучше сказать мне об этом, потому что мы с тобой – единственные моряки, уцелевшие на борту корабля.

Я сделал глубокий вдох. Будь у меня достаточно мозгов, я, пожалуй, приукрасил бы правду, поскольку она всю жизнь выслушивала сплошные комплименты, а без них ее дух обессилеет точно так же, как и тело. Эх, будь у меня мозги на месте…

– Вы больны, – заявил я ей. – И к тому же худы, как уличная шлюха. Невзгоды сожрали вашу плоть. Но это – всего лишь мясо, оно нарастет, и еда вновь сделает вас пухленькой.

– Ты умеешь находить нужные слова, Бучино. – Отобрав у меня зеркало, она вновь посмотрела в него, пусть и бегло. – А теперь, – сказала она, – расскажи мне о моем лице.

– Кожа у вас потускнела. Голова покрыта струпьями, волос осталось совсем мало, а на лбу порез, который поднимается к линии волос. Но блеск вернется, и если вы сделаете нужную прическу, то волосы, когда они отрастут, с легкостью скроют те изъяны, которые останутся.

– Когда они отрастут! Посмотри на меня, Бучино. Я же лысая. – Голос ее походил на плач маленькой девочки.