Я сосредотачиваю внимание на женщинах в толпе, которых уже знаю по предыдущим визитам: темноволосой красотке в кричаще-желтых юбках и с большим веером, который она то и дело складывает со щелчком, и бледной, тонкой и гибкой особе с алебастровой кожей Мадонны и сеточкой, похожей на россыпь звезд, в пышных вьющихся волосах. Я уже выяснил, как их зовут и что о них говорят. Изучением всего остального я занят прямо сейчас. Не будь я таким низкорослым и уродливым, мог бы попытаться сыграть приверженца одной из них вместе с прочими ухажерами. Но они слишком высоки и быстры для меня, а улыбки и взгляды так и порхают, когда женщины распределяют свое внимание между уже обращенными и все еще колеблющимися.

Итак, околдованные встречаются с колдуньей, и начинается торговля.

Я уже готов вернуться к синьорине, когда вдруг нечто необычное привлекает мое внимание. Быть может, это его манера держаться, потому что молва гласит, будто правую руку он повредил во время атаки. Он стоит за спинами еще двух мужчин, и их животы загораживают мне вид. На мгновение он оказывается рядом с женщиной в желтом, но потом вновь исчезает. Он носит бороду, но мне видна лишь часть его профиля, поэтому я ни в чем не могу быть уверенным. Когда я в последний раз слышал о нем, говорили, что он будто бы бежал из Рима в Мантую под покровительство патрона, чей ум был так же груб и незрел, как и его собственный. Так что Венеция наверняка представляется ему чересчур чопорной. Впрочем, есть еще уверенность, которую внушает не разум, а шестое чувство. И именно ее я сейчас испытываю. Он стоит ко мне спиной, и я смотрю, как вместе с еще одним мужчиной он пробирается к женщине со звездами в волосах. Ну разумеется. Она непременно должна ему понравиться. Она напоминает ему кого-то, а в книге наверняка имеются записи о ее остроумии и находчивости.

Я вновь поворачиваю к мосту, но хотя синьорина и обладает зоркостью ястреба, сейчас вид ей загораживает цоколь памятника.

Я бросаю еще один взгляд по сторонам, но его больше нигде не видно.

Нет, это наверняка не он. Судьба не может обойтись с нами так жестоко.

– И никакой лести, ты меня понял, Бучино? Сейчас не время.

Мы сидим рядышком на набережной, у мощной причальной стенки. Поверхность воды в лагуне впереди ровная, как стол. После того как толпа рассеялась, мы поднялись на арочный мост, прошли мимо Скуола Сан-Марко, а потом направились на север вдоль судоходного русла, тянущегося от Гранд-канала в сторону суши, пока не оказались в самой верхней части северного острова. Небеса прояснились, и хотя для променада еще слишком свежо, воздух остается ясным и чистым, так что нам открывается вид на остров Сан-Микеле и далее, до самого Мурано, где сотни стеклодувных мастерских изрыгают тонкие столбы дыма в прозрачный воздух.

– Итак, начнем с особы в желтом, той самой, которая не может удержать голову в одном положении даже в церкви. Она или знаменита, или отчаянно стремится стать таковой.

– Ее зовут Тереза Сальванагола. И вы правы, слава придает ей дерзости. У нее дом рядом со Скуола Сан-Рокко…

– …и список клиентов величиной с ее титьки, в чем я нисколько не сомневаюсь. Кто ее содержит?

– Есть один торговец шелком и другой, из Совета Сорока, хотя при этом она еще и ходит на сторону. В последнее время она принимает у себя молодого холостяка из семейства Корнер…

– …которому строила глазки во время выноса гостии. Она могла не утруждаться, он и так заглотил крючок вместе с наживкой и поплавком. Она смазлива, но слой штукатурки у нее на лице означает, скорее всего, что возраст уже дает о себе знать. Хорошо, кто следующий? Молодая, симпатичная, в темно-пурпурном атласном корсете с ярко-алым кружевом. Утонченная и изящная, с лицом, как у одной из Мадонн Рафаэля.

– По слухам, она не из города. Мне удалось разузнать о ней совсем немного. Она новенькая.

– Да, и очень свежа. Подозреваю, ей кажется, будто она играет в увлекательную игру и словно бы никак не может поверить в свою удачу. Это мать сидела рядом с ней? Впрочем, какая разница. Предположим, что да. Она не может заниматься таким делом в столь юном возрасте в одиночку, а когда они выходили, мне показалось, будто у них похожая линия губ. Но ты видел ее в тот момент? О, в этой невинности присутствует перчинка. Мужчины слетаются к ней, словно мухи на мед… Кто еще? На площади я видела еще одну, но рассмотреть ее не смогла – помешала статуя. Блондинка, вьющиеся волосы и плечи, словно взбитые подушки.

– Джулия Ломбардино, – отзываюсь я, а перед глазами у меня вновь встает его хромота и бородка, когда он пробирался сквозь толпу.

Синьорина ждет.

– И? Даже я смогла бы узнать ее имя, Бучино. Так что поздравлять тебя еще рано. Что еще?

Только не сейчас. Говорить об этом нет смысла, пока я не буду уверен.

– Она коренная венецианка. Умная, славится своей образованностью.

– Как за пределами спальни, так и внутри, полагаю.

– Она слагает стихи.

– Боже, спаси и сохрани нас от шлюх-поэтесс! Они куда скучнее своих клиентов. Тем не менее, судя по стаду, которое она собрала вокруг себя, она должна уметь рассыпать лесть ничуть не хуже, чем рифмовать. Был ли там кто-либо еще, о ком мне следует знать?

Поскольку я не был уверен в том, что это он, то предпочел промолчать.

– Никого серьезного, госпожа. Имеются и прочие, но все они работают в других приходах.

– В таком случае давай послушаем о них.

Некоторое время у меня уходит на то, чтобы рассказать ей все, что мне удалось узнать. Она слушает внимательно и лишь изредка задает наводящие вопросы. Когда я заканчиваю, она качает головой.

– Если все они добились успеха, то их здесь больше, чем я ожидала. Даже Рим не мог похвастать таким количеством.