Моё сердце ушло куда-то в пятки, челюсть отвалилась так стремительно, что чуть не упала на пол. Я тут же разыскал Рэма и высказал ему протест:

— Но я же только хочу вернуться! Торжественно клянусь не говорить ни слова про подземный мир! Да и мне никто не поверит.

— Скорее всего, не поверят, если, например, это будут твои одноклассники. А у более серьёзных людей могут возникнуть вопросы. Ты исчез прямо из квартиры, и тут вдруг появляешься спустя несколько месяцев. Чистенький, прилично одетый. Как будешь объяснять? Дальше. Тебе известно, что на Поверхности действуют наши разведчики, известны даже имя, внешность и место работы одного из них. Как думаешь, они вообще никогда не оставляют следов и не делают ошибок? Тот мизер информации, который с тебя можно будет получить, даст толчок к развитию других дел. Это, опять-таки, относится к Первой статье. Нет, о возвращении домой можешь забыть. Кстати, твой бывший вожатый выписался из госпиталя, поселился в Тулузе, в одном из рабочих кварталов, работает на плантациях. Если тебе тоже нужно чем-нибудь заняться, я могу похлопотать, найти жильё в Капуа и какую-нибудь работу, не требующую особой квалификации.

— Согласен… — произнёс я убитым тоном.

Мне не было просто скучно, меня одолевала тоска. Тоска не только по родине. Я готов был поклясться, что когда Эллия садилась в машину, как бы отвергнув меня, у неё на глазах блеснули слёзы…

Мать Андрея вернулась из своей неожиданно затянувшейся командировки в середине октября, и обнаружила, что квартира совершенно пуста, опечатана и мертва. Марина Ивановна немного постояла в растерянности, но открыть дверь ключом, всё так же лежащем в их старом потайном месте, сама не решилась, — печать-то милицейская, — позвонила соседке слева: та работала управдомом, разбитная, любящая посплетничать женщина лет шестидесяти. Дверь открыла она сама.

— Ой, Мариша приехала! — всплеснула она руками, — Что же ты так долго? Уезжала вроде бы на два месяца…

— Что случилось, Полина? Куда Андрей подевался? И почему печать на двери?

— Погоди, ты зайди ко мне, там и расскажу, а то зачем на пороге разговаривать.

Марина Ивановна зашла в квартиру управдома, прошла в комнату, сопровождаемая хозяйкой.

— Мы же тебе на работу звонили, когда Андрюша пропал. И из милиции обещали с тобой связаться, да что-то без толку. А потом всё это началось, ты разве не слышала? В августе переворот был, танки в Москву вводили, правда, до чего серьёзного дело не дошло, вывели их обратно.

Марина Ивановна слушала с широко раскрытыми глазами. Вот уж этого она никак не ожидала.

— А я всё думаю, чего это люди по улице какие-то странные, хмурые ходят? И в конторе все нервные были… Ну так где же Андрей?

— Мы звонили тебе на работу, там сказали, что, мол, ваша группа выехала в полевой лагерь, и постоянной связи нет.

— Да, проводили изыскания. Заслали бог знает куда, да ещё затянули с возвращением.

— Что же вы там делаете-то?

— По геологической части. А так государственный секрет, Полина, не могу рассказывать.

Управдом еще повозмущалась, дескать, люди по три месяца работают и не знают даже, что на белом свете делается, а затем начала всё-таки свой рассказ:

— А ведь я своими глазами видела, с кем Андрей-то ушел. Меня уж и в милицию вызывали, и в КГБ, я его там подробно описала, да всё без толку. Сижу я, значит, вот здесь, в кресле, вязала что-то, не помню, может, носки тёплые для внучка к зиме, вот, и слышу, как у вас телевизор работает. Сама же знаешь, стенка между нами тонкая, у вас чихнешь, а у меня слышно. Андрюша-то, наверное, убирался после дня рождения, гуляли они весь вечер, ну вот и музыку включил. Тут вдруг ко мне в дверь звонок. Иду, открываю, стоит человек в чёрном, вроде как спортивном костюме, в чёрном плаще, — это летом-то! — курчавый такой, лицо незнакомое и даже какое-то нерусское. Не сказать, что кавказец или татарин какой, кожа белая-белая, но нерусский и всё. Он так вежливо, но с каким-то странным акцентом спрашивает: «Долговы здесь живут?» Я отвечаю, что нет, вот, в соседней квартире. Он извиняется, поворачивается туда, я звоню и жду, а он говорит: «Большое спасибо, но у меня с Андреем важный разговор». Пришлось закрыть дверь, но в глазок смотрю, человек каким-то подозрительным показался. Тут ваша дверь открывается, Андрюша выглядывает. И впустил чёрного в квартиру-то! О чём говорили, не знаю, негромко, ничего не кричали, тихо так. Минут через десять выходят оба и идут наверх, на крышу. Потом слышу, тихонько загудело что-то и всё. С тех пор уж и не было его.

— А что милиция? — замогильным голосом произнесла Марина Ивановна.

— Заявила я в милицию сразу на следующий день, как поняла, что Андрюша домой не возвращался. Приезжали с собакой, следы идут на крышу, немного по крыше и там обрываются. Словно на вертолёте улетели, но тогда бы такой грохот стоял, все бы слышали. Кинолог сказал, что, скорее всего табаком следы посыпали или какой-нибудь химической гадостью, а сами спустились в другом подъезде и уехали. Искали все машины, которые стояли возле дома в тот день, людей, которые что-либо подозрительное видели, но всё впустую. Андрея объявили во всесоюзный розыск, и на этом закончилось. Да ты, Мариш, успокойся, сердцем чувствую, жив твой Андрюша. Ты в наш участок, двенадцатый, сходи, там новый участковый, хороший, добрый парень. Он тебе и расскажет, что они смогли найти.

Из квартиры управдома Марина Ивановна сразу побежала в двенадцатый участок. Там она подняла на ноги скучавшего дежурного, тот покопался в бумагах, отыскал дело Андрея и вызвал участкового — лейтенанта Домина.

— Проходите, садитесь, — лейтенант милиции, совсем ещё молодой, курчавый черноглазый паренёк, взял дело из рук Марины Ивановны, прошёл вперёд неё в свой кабинет и сел за стол.

— Ну что, с делом я вас вкратце ознакомлю, а также добавлю сюда ваши показания, может, даже найдем какую-нибудь новую зацепку. Из показаний управдома следует, что ваш сын вместе с неизвестным человеком, одетым в чёрный спортивный костюм, не сопротивляясь, вышел на крышу дома, после чего исчез. Следствие предположило, что подозреваемый был вооружён и угрожал оружием вашему сыну, а также посыпал свои следы табаком или каким-нибудь химическим препаратом и спустился через другой подъезд. Но это всего лишь предположение, доказано оно не было, несмотря на проделанный большой объём работы. Начнём с самого начала. Скажите, были ли у вашего сына какие-либо подозрительные знакомые, может, даже недоброжелатели?

— Да нет… после того, как он приехал из лагеря, мы две недели жили вместе, а потом я уехала в командировку. Все друзья — соседские ребята, с ними он в нормальных отношениях, каким-нибудь встревоженным тоже ни разу не видела. О проблемах не говорил, хотя обычно со мной советуется.

— А в лагере таких знакомых не появилось?

— Я не знаю. Он дружил, конечно, с ребятами, но они все были издалека и после смены разъехались.

— Он не мог заниматься чем-либо противозаконным?

— Нет, что вы! Обыкновенный мальчик, добрый, спокойный, тихий.