— Нумеров не похож на «инопланетянина»… Только кожа у него бледная, а лето было жарким.

— Да, я тоже обратил внимание. Но люди бывают разные. Некоторые плохо загорают, некоторые облезают сразу, побывав на солнце больше часа. Бледная кожа — не показатель, увы. О, а вот и наши подчинённые!

К машине подошли Гринько и Пароходов.

— Доброе утро, Владимир Владимирович!

— Здорово, орлы! Детей допрашивали?

— Так точно! Что-то нащупали, товарищ майор!

— Ну-ка, ну-ка, поподробнее, только сначала забирайтесь в машину.

— Среди детей царит какая-то странная атмосфера таинственности и страха. В одной палатке нам рассказали, что ночью по лагерю ходят «нинзя» в чёрных костюмах и что именно они похитили тогда вожатого. Там у них несколько «разведчиков» есть, они утверждают, что видели этих самых «нинзя» два или три раза. Видите ли, ночами не спят, а сидят в засаде и дожидаются. Хотели сфотографировать, но ночью темно, не получится, а вспышку боятся делать.

— Нумеров тоже говорил о «людях в чёрной одежде», — напомнил лейтенант, — хотя среди пацанвы постоянно ходят разные байки. «Красная рука, чёрная простыня»…

— Зелёные пальцы, — заржал Гринько, — Повесть Успенского читали все?

— Что будем делать? — произнёс майор задумчивым тоном, — Есть предложения?

— Можно устроить засаду в шалаше, — предложил Сергей Ильич, но тут же был прерван Прониным:

— Ты что, на тот свет торопишься?

— Или секрет недалеко от шалаша.

— Не надо. Нам лучше их заманить каким-то образом в лагерь, взять прямо здесь, повязать и отвезти в город, к людям, которые умеют получать ответы на свои вопросы.

— Здесь дети… Думаете прикрыться детьми?

— Детей никто трогать не будет, пусть спят в своих палатках. Если кто-то ходит ночью, ночью мы его и будем брать.

— Всё равно, я против, товарищ майор, — сказал участковый, — секрет в перелеске лучший вариант, по моему мнению.

— Вы так говорите, словно с бандой какой-то воевать собрались, товарищи офицеры, — подал голос Гринько, — может, просто ребятишки пошаливают…

— Нет, вы не правы, товарищ сержант, — резко заявил майор и рассказал свою историю и соображения по поводу участия в деле начальника лагеря, — после обобщения всего того, что мы знаем, мысль о происках внеземной цивилизации уже не кажется чем-то невероятным. И на всякий случай я вызову подкрепление. Тихонько, без шума, когда персонал будет отдыхать, разместим всех по позициям в лагере и вне его, устроим облаву. Нам хотя бы одного нужно взять. Значит так, лейтенант Домин и сержант Гринько, вечером сходите в перелесок, осмотрите там всё, проведите, так сказать, рекогносцировку и заодно посмотрите, нет ли свежих следов. И постарайтесь всё время держать друг друга в поле зрения, оружие — на боевой взвод. Старший сержант Пароходов, ваша задача — пустить слух среди персонала, что мы, ничего не добившись, скоро уезжаем, и хорошо бы, чтобы эта деза дошла до начальника лагеря. Ну, а мне сегодня ехать на доклад, поговорю с Новиковым, соберу людей, прибудем поздно вечером. Давайте, действуйте, ребята.

Группа разошлась по выделенным участкам работы, а майор Пронин ещё долго сидел в машине, открыв дверцу и откинувшись на спинку сиденья. Примерно через час такого молчаливого сидения к нему подошла Марина Ивановна.

— Не повезло нам здесь, не нашли ничего, — грустным голосом ответил на её вопрос майор, — вы извините, уже двенадцать, мне на доклад нужно ехать, а завтра, наверное, будем сворачиваться. Продолжим поиски в городе.

Она расстроилась, но сдержалась, не заплакала, хотя и навернулись слёзы на глаза. Когда она отошла от машины, Пронин завёл двигатель, закрыл дверь и медленно поехал к выездной дороге. На душе у него скребли кошки, не столько от вынужденной лжи, сколько от слёз этой приглянувшейся ему женщины. Но ничего поделать было нельзя.

В кабинете генерала Новикова было весьма прохладно, солнце не могло пробиться сквозь плотные тяжёлые шторы и лишь посылало два или три лучика через щёлочки между ними. Майор Пронин сидел на обитом чёрной кожей стуле перед столом генерала. Он только что закончил свой доклад и теперь ожидал реакции начальника — от неё зависел исход дела. Новиков, одетый в хороший, добротный серый костюм, откинулся на спинку своего кресла, повернув седую лысеющую голову в сторону окна. В эту минуту он меньше всего был похож на бравого генерала КГБ, каким его знали сослуживцы.

— На пятьдесят процентов вы меня убедили, Владимир Владимирович, — заговорил он, — но остальное, увы, только ваши домыслы. Я бы попросту уволил вас за некомпетентность, если бы не знал, как хорошего, грамотного следователя и прекрасного человека, и если бы мне не попортили кровь за тот инцидент с документом. Я дам вам людей и полномочия, — он перегнулся через стол, — но вы должны понимать, что просто обязаны добиться результатов. Даже более того, я лично благословляю вас и желаю успеха. Если ваша затея не сорвётся, и вы доставите ко мне этого, извините за выражение, сукина сына, убившего двоих моих людей, повышение по службе вам гарантирую. Как говорят проклятые капиталисты, наши потенциальные партнёры, ставки высоки, но они уже сделаны. Последний бросок — решающий.

— Спасибо, товарищ генерал, — Пронин поднялся со стула, — разрешите идти?

— Да, выполняйте приказ, майор. Удачи.

Майор, вытянувшись в струнку, щёлкнул каблуками и вышел. К вечеру он собрал людей из местного милицейского батальона внутренних войск и сотрудников Комитета, в той же части позаимствовал шесть тентованных грузовиков, и во главе небольшой колонны выехал из Кобинска. Было уже около одиннадцати вечера, когда колонна остановилась в километре от пионерлагеря, на пересечении выездной дороги и шоссе. Люди, соблюдая тишину и все меры предосторожности, в пешем порядке отправились дальше. Там их уже ждали. От ворот лагеря, символической арки, возвышающейся над ровной площадкой, на которой останавливались автобусы, привозившие очередную смену, отделилась тёмная фигура, в которой майор узнал Пароходова.