Мы поняли, что крепостную стену в лице Гусева нам не преодолеть, и начали расстегивать брюки.

— Жалко, что нам не доверили обыскать Любу, — вполголоса обратился ко мне Уткин, снимая брюки и пытаясь их аккуратно сложить по отглаженным складкам. Я оценил его чувство юмора и хотел было посоветовать ему быть во время личного досмотра Любы поосторожней, учитывая известный всем в торгпредстве ревнивый и даже лютый нрав Колиной супруги, как в ту же секунду на столе защелкал — или лучше сказать, зазвенел — искомый нами бриллиант. Он неспешно вывалился на стол из манжеты Колиных брюк на глазах всех присутствовавших и даже немного как бы демонстративно прокатился по столу, искрясь всеми своими пятьюдесятью семью гранями. Остановившись, бриллиант как бы просигналил — а вот и я!

Мы с Колей практически задохнулись, потеряв дыхание от неожиданности, переходящей в радость, а Гусев досадливо щелкнул пальцами.

Не успел он дощелкнуть, как мы с Уткиным, толкаясь и отпихиваясь друг от друга в майках, трусах [9] и с брюками в руках рванули по коридору к туалетам — вот там-то и наступило настоящее облегчение.

На последовавшем незамедлительно после обнаружения бриллианта и натягивания брюк совещании у торгпреда все присутствовавшие были слегка в приподнятом настроении, которое обычно сопровождает окончание ревизии или отъезд большого начальства. Гусев, правда, пытался поднять вопрос о несоответствии мероприятий торгпредства по сохранности социалистической собственности требованиям времени и возросшим проискам врагов нашего государства. Торгпред, однако, уловив в этом наезд на его ведомство, отметил, что сохранность обеспечена, люди проверенные, все хорошо, и устремив свой взор на Гусева и выставив вперед указательный палец, искривленный в результате отложения солей, пробурчал:

— Я тебе говорил, что из этого роя не выйдет… ничего. Все на месте, все хорошо, никаких пропаж.

Улавливая развитие ситуации, секретарь парторганизации торгпредства, скрывавшийся для конспирации перед итальянскими властями за должностью секретаря профсоюзной организации, подтвердил, что и Коля Уткин, и я имеем хорошие характеристики (члены партии, характер советский, беспощадны к врагам социализма, преданы делу борьбы всех трудящихся — короче, лучше, чем у Штирлица).

Обращаясь к нам, торгпред сказал:

— По-хорошему вам обоим влепить бы по выговору, но я подумаю еще, посоветуюсь.

Все остальные из присутствовавших на совещании хранили многозначительное молчание, сосредоточенно рассматривая свои руки и время от времени поглядывая на торгпреда и кивая головами.

На этом история закончилась, ни выговоров, ни других последствий не было. А жара на следующий день спала, и наступила прекрасная пора итальянской осени, того времени, которое у нас называется бархатный сезон, затем переходящее в бабье лето. На мой взгляд, лучшее время года.

Эту историю придется начать издалека. В конце пятидесятых годов прошлого века я был назначен начальником отдела, занимавшегося в нашем министерстве торговлей со странами юго-западной Европы. В тот период времени очень энергичный, тогда шестидесятипятилетний Первый секретарь ЦК КПСС и уже Председатель Совета Министров СССР Н. С. Хрущев надеялся создать себе в мире репутацию не только человека, представляющего самый передовой общественный строй, но и новатора в международных отношениях, первопроходца, разгребающего завалы холодной войны в интересах всего человечества. В таком свете, я думаю, он себя видел, но и на самом деле Хрущев пытался активно развивать международные связи Советского Союза, уже много лет находившегося в своего рода изоляции от мирового сообщества. Эта изоляция началась сразу после установления советской власти в 1917 г. и с небольшими перерывами продолжалась всю ее историю. [10]

Борьба против изоляции на своих условиях, однако, не очень здорово получалась. Хрущев без особого успеха ездил в США, выступал в ООН, сосредотачивался на Кубе, вдрызг разругивался с Китаем, пытался заработать очки на африканском континенте. В Европе дела шли тоже очень туго: проблемы с западным Берлином и ФРГ, раздоры в соцлагере, особый путь Югославии, ярые антикоммунисты у власти в Испании и Португалии, НАТО, «реваншисты всех мастей» — сложностей у руководителя СССР хватало. Одной из линий на ослабление международной изоляции стала попытка налаживания торговли, расширение круга экономических партнеров Советского Союза.

В рамках этой инициативы были предприняты многие действия, и в небольшой части из них принял участие и я. Мне, в частности, довелось договориться и обеспечить подписание документов об установлении торговых связей с Кипром, можно сказать с благословления архиепископа Макариоса, избранного президентом этого островного государства в 1959 г. Стояла задача приступить и к налаживанию торговли с Португалией, которую с 1932 г. бессменно возглавлял Антониу де Оливейра Салазар в качестве премьер-министра (закончил свою работу на этом посту в 1968 г.). Поскольку он был ярым антикоммунистом, надеяться на успех при его правлении не приходилось, но забивать гвоздики в фундамент будущего сотрудничества по решению Кремля надо было. Как указывалось в научных исследованиях и публикациях об отношениях СССР и Португалии в тот период, дипломатических отношений не было, официальные контакты фактически отсутствовали, хотя и время от времени совершались небольшие торговые сделки через посредничество третьих стран.

В этих условиях я и прибыл в Лиссабон вместе с коллегой из торгпредства во Франции для встреч с представителями фирм-экспортеров и импортеров Португалии с целью оценки возможного потенциала сотрудничества. Встречи, однако, не состоялись.

Буквально на следующий день после прилета в Лиссабон мой коллега с весьма озадаченным видом сообщил, что меня срочно вызывают в Москву и я должен немедленно выехать в аэропорт и отправиться в Париж, откуда меня переправят первым же рейсом в столицу. Выяснить, в чем причина вызова (или отзыва), мне не удалось, поскольку мой напарник сам ничего не знал — ему позвонили из посольства, отдали приказ и ничего не объяснили.