Девчонки рядом тут же замирают, перестают болтать, и даже убавляют музыку, включенную здесь для настроения. И в этой тишине отчетливо слышны проклятия Линдси, которые она с удовольствием обрушивает на меня, выставив вперед указательный палец.

— Ты, Кэндис Стар, никогда не доучишься на этом курсе, не сдашь ни один зачет и уедешь к своим праотцам, из какой бы деревни вы не вылезли! — она замолкает, отряхивает с подола платья капли пунша и горделиво вздергивает голову. — И никогда не будешь состоять в сестринстве, ясно?!

— Да и плевать! — горячусь я, беру кувшин с золотым лимонадом, в который лично добавляла немного рома. Отпиваю и зло оглядываю зал с девушками. — И плевать, ясно?!

Буквально выбегаю из зала, хлопаю дверью, и, даже не достигнув конца коридора, слышу, как там снова включается музыка и понимаю, что девчонки продолжают торжество.

— Тупые курицы! — злюсь я и отпиваю из кувшина, усевшись на подоконник. Он старый и немного покрыт мхом, но теперь мне все равно, что платье от Прада постепенно приобретает некрасивые грязные разводы. У меня тут жизнь ломается, можно сказать, тут не до вещей!

— Тупые курицы! — зло ударяю кулаком по стеклу. Мне обидно и горько, что за меня никто не вступился, и я снова остаюсь белой вороной даже тут, в академии, где учатся люди, которые должны поддерживать друг друга.

— Тупые курицы! — кувшин опустел и за окном стало темнее. мне уже не хочется упиваться горем, а в груди зреет желание как-то еще насолить Линдси, но я никак не могу придумать, каким образом. Она права — обычно я всегда действовала напрямую, и никогда не думала, что это станет минусом в моем характере. Что ж…однажды я научусь действовать в обход, но сегодня…

Вдруг я замечаю, что след моего кулачка на стекле начинает расползаться, будто бы снаружи ударил мороз. Узор выкладывается снежинками цвета ржавчины, и складывается в небольшую дорожку, который постепенно, миллиметр за миллиметром, выползает со стекла и бредет длинной извилистой линией по старым стенам общежития куда-то вдаль.

Я тут же вытираю сопли, слезы, слюни, и, удивленная, медленно следую за этим странным тонким следом. Куда-то он меня приведет? И точно ли он зовет меня?

Я бреду в одиночестве извилистыми коридорами, спускаюсь по лестницам вниз.

И снова иду и иду. Иду так долго, что уже сама забываю, кто я и где…

Но только спустя какое-то время понимаю, что местность вокруг изменилась: пропали коридоры с дверями в девичьи покои, уже нет светильников на стенах, а дорогу по ставшему узким коридору мне освещает только узорчатый, резной след ржавчины, служащий путеводителем, который разгорается все ярче и ярче.

И вдруг коридор заканчивается. За это время он стал таким узким, что мне буквально давит в плечах — рядом даже половинке Кэндис Стар не пройти, полубоком не протиснуться.

Морозно-огненный след ныряет за закрытую дверь и я, загипнотизированная непривычным обстоятельством, в которое попала, протягиваю руку вперед, касаюсь холодной ручки двери, жму ее, и она поддается с усталым скрипом.

— Эй! — говорю я в темноту, но оттуда не доносится ни звука. По плечам и ногам пробегают мурашки, и непонятно, от чего они — толи от могильного холода, которым веет от этой двери в конце коридора, толи от страха. — Есть там кто?

Вдруг из глубины слышится какое-то бурчание, больше похожее на то, которое я слышала по каналу Дискавери, когда смотрела передачу про китов.

— Вам нужна помощь? — медленно спрашиваю, но сама делаю шаг назад.

Дверь распахивается до конца, будто бы под порывом ветра, и у меня на загривке встают волосы дыбом: я-то понимаю, что ветра никакого точно нет и не было!

Комната внезапно оживает: будто бы кто-то включил свет, и я не могу перебороть любопытства. Оглядываюсь назад, в темную кишку коридора, но она все также безлико пуста, и вытягиваю шею, чтобы рассмотреть то, что находится впереди, в комнате.

А там…

Комната темна. Но прямо на середину комнаты льется свет — он состоит из множества горящих снежинок, которые льются, сыпятся, медленно опадают пылинками прямо на большой камень, похожий на обеденный стол в нашем имении.

— Ау-у-у! — зову, а сама боюсь, что услышат. Но алкоголь в крови, забредший случайно из-за чертовой Линдси, добавляет смелости. — Кто тут?

Кого я думала тут увидеть? Кто мог явиться из темноты? Сначала все происходящее казалось приятным совпадением, подогревало тайной интерес, потом — чьей-то шуткой, а теперь от открывшегося зрелища по рукам и ногам заструился холодком страх.