— Мария! — Рядом возник Пётр Александрович, попытался оттащить разъярённую женщину.

— Она чуть не убила Алексея! Чуть не убила! — Взвилась генеральша ещё сильнее.

— Мадам, Вера Павловна спасла мальчика… — Попытался за меня вступиться доктор.

— Молчи! — Досталось и Иванову. — Вы там миловались, пока мой сын тонул!

Генерал мягко обнял жену за плечи, понимая, что сейчас никакие слова не помогут. У женщины явно была истерика. Её трясло от гнева, пощёчина — это малое, что она хотела со мной сделать.

— Идёмте, Мария Алексеевна, Вы сейчас больше нужны Алексею. — Тихо уговаривал жену Толстой.

— Выметайся! Тебе тут не место! Убийца! Дрянь! — По трясущимся щекам генеральши текли слёзы.

В конце концов, она дала себя увести в детскую, а хозяин дома совсем скоро возвратился к нам.

— Вера Павловна, боюсь, Вам лучше сейчас действительно уехать. — Я выдохнула сквозь зубы. Больше всего мне тоже хотелось разрыдаться от отчаяния.

— Но Ваше Превосходительство! — Иванов сделал шаг вперёд, будто бы хотел закрыть меня своим плечом.

— Не горячитесь, Роман Гавриилович, я верю Вам и Вере Павловне, но так будет лучше для всех. — Он задумчиво подёргал себя за полу мундира, из-под которого виднелась красная орденская лента. — Поезжайте к Голицыну. Я напишу ему.

— Не надо. — Ответила я, сдерживая рвущуюся наружу злость. — Я сама всё ему объясню. Позвольте мне только собрать вещи.

— Конечно конечно. — Быстро закивал генерал-губернатор. — Я прикажу подготовить экипаж. А Вы, Иванов… — Он оглядел Романа Гаврииловича, кажется, только сейчас замечая натёкшую с его формы лужу на дорогой ковёр. — Жду Вас завтра утром у себя.

Дуняша демонстративно оставила передо мной открытый сундук, а сама вышла, не вымолвив ни слова в знак протеста. Очевидно, горничная была на стороне своей хозяйки. Но я была даже рада. Наконец, смогла дать волю слезам, впихивая как попало в небольшой сундук пожитки, которыми успела обрасти. Я злилась на глупую, как валенок генеральшу, на Толстого, который не смог сказать слова против, даже на Иванова, который так не вовремя решил появиться в саду.

К концу своих нехитрых сборов я даже была рада, что уезжаю из дворца. Главное, чтобы Сергей Александрович после сегодняшнего разговора за обедом, в котором он недвусмысленно дал понять, как относится ко мне, не выставил меня за дверь. Причин, чтобы оставить меня у себя, у него не было, а ночевать на улице с пятью заработанными на занятиях рублями в кармане совсем не хотелось. Предположим, я бы могла на них снять комнату на постоялом дворе, но что делать, когда деньги кончатся? О приёме во дворце можно забыть. Сил на то, чтобы вновь играть перформанс «Сиротка из провинции» теперь перед Голицыным у меня не было совершенно.

Провожать меня никто не вышел. Родители были у постели сына, Иванов успел уехать, слуги обходили меня стороной. В дверях я наткнулась на спешащего на вызов доктора. Одна из служанок с поклоном приняла у него шляпу и трость. Взгляд белёсых глаз врача скользнул по мне без интереса. Только задержался на мгновение на грязном платье, которое я так и не переодела. И я вышла в ночь, таща за собой чёртов сундук, чувствуя, как начинает ныть вывихнутая рука.

— Батюшки, Вера Павловна! — Дверь мне открыла Аглая, всплеснула руками. Быстро смекнула что к чему и побежала звать хозяина. Я пнула сундук и вошла следом в тёплый холл. Удивительно, каким родным здесь всё казалось, несмотря на то, что моим временным убежищем всё это время был не этот особняк в заросшем саду, а выхолощенный дворец на Невском.

— Мадемуазель? — Голицын спустился со второго этажа, в домашнем халате поверх рубашки и брюк, немного всклокоченный. Не спал, сидел за бумагами до позднего вечера. — Боже, что у вас стряслось?

Он быстро осмотрел мой наряд сундук у ног. Увидев в тёмных глазах тревогу, я почувствовала приятный укол удовлетворения.

— Аглая, вели подать чай, чего-нибудь закусить, готовь мадемуазель Оболенской комнату и горячую ванную. — Пока экономка побежала исполнять распоряжения, Сергей Александрович взял меня под руку и увёл в уже знакомую мне гостиную, усадил в кресло.

— Рассказывайте. — А сам принялся зажигать свечи и разводить огонь в потухшем камине. От облегчения я была готова снова расплакаться, но с усилием заставила себя сглотнуть ком в горле, и без утайки поведать всё, что случилось нынешним вечером. Не забыв упомянуть о небольшой работе, которую дал мне Толстой, об Иванове, одним словом, обо всём, не вдаваясь в лишние подробности спасения юного Алексея.

Сергей Александрович присел в кресло напротив, не отрывая от меня своего пронзительного взгляда. Не задал ни одного вопроса, даже о том, зачем приезжал доктор и как вообще вышло, что я близко знакома с полковым врачом. Лишь покачал головой. Повар принёс нам чай и что-то из еды. Мне в руки была вручена чашка. Когда мы остались одни, граф заговорил.

— Вот что, Вера Павловна. Оставайтесь у меня, сколько потребуется. Пётр Александрович хороший, честный человек. Уверен, он быстро разберётся с этим недоразумением, и Вы сможете вернуться…

— Но я не желаю. — Я резко подалась вперёд, немного расплескав чай по блюдцу. Слова вырвались у меня быстрее, чем я успела прикусить язык. Я стушевалась на секунду, но скоро поняла, что сказанного не воротить. — Я не хочу обратно, Сергей Александрович. Прошу, я не помешаю.

— Вера Павловна. — Мужчина мягко мне улыбнулся. — Я уверен, что Вы мне не помешаете. Я лишь переживаю за Вашу честь. Жить в доме мужчины, который Вам никто, да ещё и с такой репутацией…