— Поезд «Москва — Одесса» прибывает на первую платформу…

Поклажи у нас было немного, сплошь подарки родителям невесты. Если честно, я был рад, что на семью Сулимы снизошел мир и покой. Блудная мама и жена вернулась домой.

Представляю, что она пережила… «Тетя Света» мне всегда нравилась — высокая, стройная, пышногрудая… Рита в нее пошла.

Я никогда не оправдывал будущую тещу, но и не обвинял. Со страху, с отчаяния чего только не наговоришь. Думаю, когда арестовали ее мужа, Светлана потеряла себя. Обратно в нищету, считать каждую копейку… Да она чуть не прибила Николая Алексеевича в тот бедственный день!

А потом всё счастливо разрешилось и… Что ей было делать? Возвращаться к мужу, с которым сама же развелась второпях? А какого мнения о ней будет и он, и Ритка? Подумают, что вот, раз прежнее благополучие вернулось, можно и самой дать задний ход!

И маялась, бедная, целый год… Да дольше!

— О чем думаешь? — опалил ухо девичий шепот.

— О твоей маме, — сознался я.

— О теще? — хихикнула Рита. — Думай, думай! Зятю полезно. Не волнуйся только, ты ей всегда нравился.

— Разве? — удивился я. — Не замечал…

— А мужчины вечно не замечают элементарных вещей! — фыркнула девушка, церемонно беря меня под ручку. — Помнишь, как ты меня в раздевалке увидел? Я, главное, иду такая вся топлесс, а тут ты!

— Не забывается такое никогда, — протянул я мечтательно.

Рита шаловливо пихнула меня плечом.

— Я маме вечером рассказываю, как ты пялился, а она перебила и спрашивает: «Пялился или любовался?» Ну, я подумала, и сказала, что любовался. И не хихикал, а спросил, не сержусь ли я на него… «Вот! — сказала мама. — Миша взрослее моих студентов, и тебе с ним будет хорошо!» Я ка-ак вспыхну, как крикну…

— …С негодованием, — подсказал я.

— «Мама!» кричу, а та улыбается… — Рита оглядела зеленую улицу Шевченко, и вздохнула: — Все какое-то… Не такое. Странное…

— Отвыкли, — мимоходом я глянул в витрину магазина «Ткани», и поймал отражение в большом зеркале. Прикрепленный беззаботно вышагивал за мною, и черные очки плоховато маскировали его. Этого парня, стриженного под новобранца, я видел в поезде. А второй где?

Скосив глаза, я приметил напарника «оболваненного» — тот вышагивал по другой стороне улицы. Служба идет…

Мы с Ритой свернули на Дзержинского, и замолчали — пульс начал частить. Я нисколько не опасался, что Николай Алексеевич откажет мне в руке дочери, но все равно ёжился в душе. А, судя по тому, как крепко девушка сжала мою руку, она волновалась тоже.

Детский страх? Вдруг родители не позволят? Или нечто, куда более глубинное, натягивало наши нервы?

Мимо своего дома я прошел равнодушно — он уже не мой. Чужие люди заселили нашу квартиру, обжили ее, заполнили объем иными запахами и голосами. Отчуждение былого.

— Пришли, — Ритин голосок явно подрагивал.

— Всё будет хорошо! — вытолкнул я свою любимую мантру.

Вот и она, та самая пятиэтажка. Тот самый подъезд. Тот самый этаж…

Палец вдавил кнопку звонка, и глухая трель донеслась из-за двери. Девушка прижалась ко мне — и отпрянула. Вдруг папа с мамой увидят?..

Торопливое шарканье тапок оборвалось лязгом замка, и дверь распахнулась. За порогом стояла Светлана Романовна, умело накрашенная и причесанная. Модное платье из трикотина не прятало ее фигуру, самую малость подпорченную родами. И еще я углядел следы долгой разлуки — «тетя Света» здорово похудела. Даже некогда пухлые щеки опали, придавая лицу утонченность.

— Риточка! Мишечка!

По очереди поцеловав дорогих гостей, женщина затащила нас в прихожку.

— А папа где? — преувеличенно радостно спросила Рита, сбрасывая туфли.

— Сражается с новым костюмом! — нервно хихикнула Светлана.

— Я победил! — донесся голос хозяина, и вот он сам, представительный и спортивный. Замерев, он оглядел нас с Ритой. — Какая красивая пара… Да, Светик?

— Очень! — вытолкнула «Светик». Ее и без того влажные глаза набухли слезной влагой.

Пока она не расплакалась, я проговорил, унимая переживания:

— Николай Алексеевич, Светлана Романовна! Я люблю вашу дочь, и прошу ее руки.

Ну, разумеется… Слезы потекли у обеих. Николай Алексеевич приобнял дочь, и подвел ко мне.

Терпеть не мог таких сцен в сериалах, аж пальцы поджимались от неловкости, но вот в жизни… Ритуал словно будил во мне скрытую генную память, связывая через века со всеми родичами.

— Миша, — голос Сулимы дрогнул, — я очень рад, что именно ты стоишь здесь сегодня. Знаю, верю, что Ритке… что Рите будет хорошо с тобой.