— Садись, женушка, — я с улыбкой подвинул Ритин стул.

— Присаживайся, муженек! — прощебетала девушка.

— Теперь наша очередь, — прямо, по-военному, объявил Зенков. — Да, Машенька?

Машенька зарделась и кивнула, тупя глазки, а чей-то нетерпеливый столовый прибор застучал по графину с требовательным звоном.

— Товарищи! — встал мой отец. — Родные! Друзья! Все, кто собрался за этим столом! Сегодня у нас праздник — породнились две семьи, чтобы создать третью. Я не говорун, да и зачем слова? Посмотрите на молодоженов, и вы все поймете! Они счастливы, и им уготована долгая жизнь, в любви и согласии, — он демонстративно покачал бокалом, и громко добавил: — Горько!

— Горь-ко! Горь-ко! — с энтузиазмом подхватили гости.

Мы с Ритой встали ради показательного поцелуя.

— Раз! Два! Три! Четыре…

Зал плыл и качался, разноцветный и шумный. Светланка старательно сияет — Юрку не отпустили, служба… Изя… Альбина… Зиночка поднимает фужер… Дюха… Ромуальдыч с Мартой в седых кудряшках… О! Маринка! Загорела-то как… А Ершов возмужал… Смуглый, как араб…

— Чтоб было счастье молодым, давайте все упьемся в дым!

— Ур-ра-а!

И завертелась, закрутилась карусель, набирая обороты…

И правда, как карусель… Я станцевал со всеми — с Ритой, с мамой, с тещей, с обеими близняшками, с Алей и Тимошей, даже с Настей. Голова кружилась, и зал как будто покачивался.

Шепнув жене, что «мне надо», я оставил ее на попечение свидетелей, и выбрался в фойе. Здесь было куда тише и малолюдней. Весьма представительные Старос и Шокин степенно беседовали в уголку, а пальма в кадке назойливо лезла к ним, щекоча стрельчатыми листьями. Стайка девушек, вероятно, Ритиных однокурсниц, хихикала у зеркал, стреляя глазками в мою сторону.

— Миша! — Видов, придержав двери, быстро зашагал ко мне, не реагируя на девичьи шепотки. — Поздравляю! — он крепко пожал мою руку. — Извини, остаться не могу! Инна на сохранении, и…

— С нею все в порядке? — напрягся я, взглядывая на помятое лицо Олега.

— В полном! — заверил меня Инкин супруг. — И она, и он! У нас будет мальчик!

Глядя на благостное лицо Видова, я одновременно испытал прилив вины — и успокоения.

— Тогда это тебя надо поздравить!

— Спасибо! — засмеялся актер. — Ну, побежал я!

— Давай…

Не подобает в день свадьбы вспоминать о другой, но прожитое не зачеркнешь. Что бы там ни было, но Инна мне не чужая. Не стоит ворошить прошлое, и гадать, вышло бы у нас с нею, или нет. Но и отказываться от того, что было между нами, я не хочу. И не буду.

Жизнь порой описывает причудливый зигзаг, сразу и не поймешь, к добру или к худу. И как твой поступок, приравненный ко греху, отзовется в будущем, не знает никто…

«Я — знаю», — мелькнуло в голове.

Посетив удобства, прислушался к музыке и гомону, гулявшим по всей «Софии». И неожиданно разобрал знакомые голоса, наплывавшие из-за приоткрытой двери с буквой «Ж». Подслушивать нехорошо, но я сделал вид, что начищаю туфли бумажной салфеткой…

— Девчонки, девчонки! — пищала Маша, задыхаясь от восторга. — Я беременна!

— Ой, а Женя знает?

— Алечка, ну конечно! Ну конечно! Я ему сказала тогда: «Давай без резинки?» А он аж осип: «Ты, правда, этого хочешь?» Представляете?!

Улыбаясь, я на цыпочках удалился, и вышел в коридор — справа большие окна, за которыми пронзительно синели сумерки и калились стопы авто, а слева — низенькие кожаные диванчики для любителей перекурить.

Один такой, потасканный красавчик с галстуком в кармане пиджака, мрачно дымил, жуя длинную сигаретину и роняя пепел на брюки. Подняв голову, он сфокусировал взгляд на мне.

— А-а, Риткин женишок… — вяло вытолкнул потаскун, блеснув золотой коронкой в уголку распущенного рта. — Миха, что ли? А я — Гога! Спорим, что я твою невестушку… — он показал неприличный жест, и гулко захохотал, всхрапывая, как жеребец.

— Рита — моя жена, — спокойно проинформировал я молодчика, разглядывая, как уродца в кунсткамере. — Если только увижу с нею рядом, ты у меня проявишь чудеса гибкости и откусишь свой член. Ну, или что там у тебя болтается…

Гога набычился и заскреб ногами, вставая. Наносить увечья говнюку я не стал — выбросил ладонь в жесте отражения, и резко скомандовал:

— На место! Спать! Забыть!

Красавчик плюхнулся худой задницей в мякоть диванчика, и завалился набок, мгновенно засыпая. Тут же из-за угла вышагнул Рустам, хотя признал я его не сразу — в приличной черной паре с галстуком Рахимов стал неузнаваем.

— Мы им займемся, — сказал он и подмигнул: — «Росита» хочет станцевать с тобой!

— Бегу!

Ускорив шаг, я тут же сбавил его, застав отца с тестем. Оба навеселе, но себя блюдут.

— О, Миша! — обрадовался Николай Алексеевич. — Ты-то нам и нужен!