— Нужно убить так много? — мои глаза расширились.

Почему это меня удивляло? Я знала, что они были злом. Я знала, что они любили ужасы и боль. Почему я удивлялась?

Я хотя бы увела детей. Это уже было хорошо.

— О, не так, мой Кошмарик, — тон Скувреля был почти теплым. — Я о настоящей реке крови, конечно. Тебя в прямом смысле там утопят. Разве не мило? — его слова звенели яростью, которая не сочеталась с напряженной улыбкой, и меня мутило. — Ты вдохнешь в легкие чью-то жуткую смерть, и их гниль станет частью тебя, а потом ты умрешь. И мы вернем тебя запутанным кошмаром, как мы. Мы зовем это «Возвышением», но только из-за того, что «Ужас» и «Отвратительность» уже заняты.

Я раскрыла рот.

— Ты думал о гадостях, названных Ужасом, перед тем, как думал об этом?

— Я говорил тебе бежать, — прошептал он, глаза расширились, словно в сочувствии. — Я говорил тебе бояться. Ты ужасно глупый кошмарик, являешься мне, несмотря ни на что. Думаешь, я буду рад тому, что ты изменишься?

— Да?

Он посмотрел на меня пылающими глазами.

— У меня были другие планы на тебя, Кошмарик. И все еще есть.

— Скажи, какие, — процедила я. — Ты сделками и борьбой получил меня, брак со мной. Зачем? Что за главный план все затмевает?

— Хотел бы я мочь тебе сказать, — он посмотрел мне в глаза. — Ты нашла тайник сестры? Нашла то, чего она хочет?

— Она хочет моей смерти, чтобы править Двором Смертных.

— Да. А чего ты хочешь?

— Я хочу остановить ее, не дать ей забрать дома и жизни моего народа, — сказала я.

Он смерил меня мрачным взглядом.

— Если ты узнала, чего она хочет, то ты знаешь, что есть лишь один способ добиться этого. Тебе нужно победить ее так, как она пытается победить тебя.

— Скуврель? — я перебила его.

Он склонил голову, слушая.

— Они украли тебя ребенком и сделали фейри. Это означает, что ты тоже утонул в реке крови?

Его морок замерцал на миг, открывая его истинную природу. Хищные глаза смотрели в мои, мрачное выражение было на искаженном лице. Я охнула.

Он замотал головой, лицо замерцало от скрытого гнева, и там было нечто, похожее на страх.

Его ладонь дрожала так сильно, что мне пришлось сосредоточиться на сохранении равновесия, клетка шаталась. Я отвела взгляд от его лица, поняла, что мы попали в деревню — миновали груду трупов. Солдаты, которые пришли сюда с сэром Экельмейером.

Мое сердце билось в горле.

— Не пытайся меня отвлечь, — сказал он сквозь зубы, его морок вернулся. — Важная часть того, что смертные могут стать бессмертными в Пиру воронов — когда кровь течет в реках. Это их шанс Возвышения. И ты украла детей, которых обратили бы. Детей собирались годами, с трудом. Равновесие думает, что единственный способ вернуть равновесие — утопить тебя вместо них.

— А что ты думаешь? — выдохнула я.

Я искала взглядом людей, которых знала, в кучах на улицах. Там был старый мэр Алебрен с кухонным ножом в руке. Его голова была в шаге от тела.

Мои губы онемели от вида. Я не хотела смотреть на других павших. Я не хотела видеть. Я всех их подвела.

На улице раздался гневный рев — смертный голос. Я знала этот голос.

— Оставьте их! — Олэн. Это был Олэн.

Словно его предательств и не было. Мое сердце дрогнуло за него. Я хотела защитить его. Хотела спасти и его.

Скуврель смотрел на меня, прикрыв глаза.

— Твоя странная способность прощать оставляет во мне пустоту, Кошмарик. Что-то заставляет смертных страдать за тех, кто им вредит. Ты готова мучиться за того, кто не заслужил этого. В этом магия. Странная и чудесная тайна.

— Твое мнение? — процедила я.

— Я хочу этого от тебя. За это я боролся с мига, как ты заперла меня в клетке, — прошептал он, подняв клетку, чтобы я слышала его слова, видела, как его глаза открылись шире. Его губы подрагивали, пока он признавался мне. — Полное прощение. Быть распутанным.

Я сжала прутья.

— Как я могу тебе это дать? Я не бог. Я — просто смертная.

— Этой магией. Твоей магией прощения.

— Я не вижу, как, — прошептала я.

Он улыбнулся, но эта улыбка не была хитрой или злорадной. Она была полной боли и уязвимости.

— Я вижу. И я покажу, если мы переживем это. Но сейчас, дражайший Кошмарик, тебе нужно зарыться глубже, спастись, потому что моя воля скована. Я не могу тебя спасти.