Дальше слушать я не стал.

С меня довольно.

Этот день был слишком длинным...

Вернувшись обратно в свое тело, я подгреб к себе поближе тепленькую сладко пахнущую степную девочку и уснул, зарывшись лицом в ее волосы.

Как же хорошо, что в ней нет никакой магии.

Ничуть.

Вода за бортом противно хлюпала, отдаваясь внутри тошнотворными приливами мути. Айна смотрела в деревянную стенку своей каюты и с тоской думала о том, что это только начало пути, а впереди – еще несколько дней такой маеты. За минувшие часы она в полной мере успела изучить знакомый по прежним путешествиям узор на крепких дубовых досках. Он ничуть не изменился – все те же гнутые линии, похожие не морские волны... чтоб им...

Айна прикрыла глаза, ощущая безмерную усталость и пустоту внутри.

Откуда-то сверху доносились звуки морской жизни – зычные крики матросов, скрип снастей, топот ног... Эти звуки были лучше, чем плеск воды, они отвлекали и позволяли хоть немного перенестись сознанием наверх. Выходить на палубу Айна не собиралась – там почти все время торчала эта степная девица... ей-то качка была вовсе нипочем, проклятой воровке...

Впрочем, чем больше проходило времени с момента их разговора с Лианом, тем меньше ненависти и гнева она находила в своем сердце. За те две недели, что им пришлось ждать прибытие королевского корабля, Айна не так уж часто сталкивалась во дворце со своим золотым драконом и его новой избранницей: Лиан проводил много времени с Патриком, совершенствуя свои колдовские навыки, а степная девчонка в это время предпочитала надолго уходить к морю. Чем-то оно ее, видать, завораживало и манило. А, может, она просто хотела быть подальше от всех. Когда же Патрик отпускал Лиана, тот забирал свою подружку, и они вместе уезжали из замка с утра, а возвращались поздно вечером. От Лики Айна узнала, что направлялись они обычно в Янтарный, где, по домыслам служанки, весело проводили время в тавернах и на рыночных площадях. Дескать, вернувшись с прогулки, эти двое всегда щедро пахли вином, жареным мясом и сладкими рогаликами. И выглядели до неприличия счастливыми.

Да... Айна и сама как-то раз увидела их в этот момент. Она выходила из конюшни, где навещала своих гнедых, когда они вернулись – румяные от ветра и вина, яркоглазые, такие юные и свободные. Степная девчонка сказала что-то, а Лиан рассмеялся – громко и так заразительно, что невозможно было не улыбнуться тоже... и легко подхватил свою спутницу, снимая с кобылы. Айна не стала дожидаться, пока они заметят ее – вышла из конюшни через другую дверь и весь остаток вечера пыталась понять, какие чувства вызвала у нее эта случайно подсмотренная сцена чужой жизни.

Гнев? Зависть? Обиду? Или... что-то большее, чем сборная похлебка из этих неприглядных ощущений. Где-то на дне котелка с болью Айна нашла светлую грусть... и теплоту... и радость от того, что синие глаза Лиана больше не отражают темный сумрак его израненной души. Он был счастлив... по-настоящему счастлив с этой дикаркой, а та смотрела на него так, словно Лиан стал для нее центром всего мироздания. Делая вид, будто на самом деле это не так, щедро посылая ему усмешки и бросаясь ехидными фразами, она при этом не сводила с него глаз... и по возможности не выпускала его ладонь из своей.

В тот день Айна впервые осознала до конца, что у этого человека может быть совершенно иная судьба. С ее глаз словно спали остатки пелены, обнажая реальность во всей красе. И... внезапно это оказалось не так уж и больно. Может быть потому, что она видела его радость и свет, исходящий от него.

От них обоих.

Однажды утром, за завтраком, когда Элея спросила о чем-то степную девицу, а та не потупила взор, как обычно, но вдруг принялась взахлеб рассказывать про Дикие земли, Айна поймала себя на мысли, что испытывает к ней гораздо меньше неприязни чем прежде. Не такая уж эта Шуна была дура... и совсем не уродина. Просто в чужом доме ощущала себя куропаткой среди лебедей. Уж Айна-то хорошо знала, каково это...

Нет, ей не стало легче в обществе новой гостьи Янтарного Утеса, и она все еще не могла на нее смотреть иначе, как искоса, но ледяной камень в груди уже не давил так сильно... он словно таял потихоньку, позволяя день ото дня все легче принимать новую реальность. К тому моменту, когда у стен Янтарного Утеса пришвартовался «Стремительный», Айна почти убедила себя, что со степной воровкой надо как-то начать разговаривать. Не ради этой куропатки, а ради себя самой. Потому что невыносимо отправляться в путешествие в компании человека, который стоит тебе костью поперек горла.

Но чтобы начать разговаривать, нужно хотя бы суметь посмотреть человеку в глаза... А это было выше ее сил.

Смотреть в глаза Фарру и Лиану тоже получалось плохо. Через раз. И, может быть, именно поэтому, оказавшись на корабле, Айна почувствовала себя невыносимо, ошеломляюще одинокой. Эти трое постоянно о чем-то говорили и не испытывали ни малейших сложностей в том, чтобы смотреть друг на друга. Они были одной командой, почти одной семьей... И теперь Айна рядом с ними казалась сама себе птицей из другой стаи. А когда корабль отошел подальше от берега и взял курс на Золотую Гавань, ей и вовсе стало не до общения – удержать бы внутри содержимое желудка и не осрамиться перед всеми...

Она невольно вздрогнула, когда услышала стук в дверь. В первый миг обрадовалась, потом испугалась. И даже выдохнула с облегчением, когда в ответ на разрешение войти, в каюту заглянул всего лишь слуга с приглашением пройти на обед.

Разумеется, она отказалась.

И без еды было скверно.

Однако на этом ее в покое не оставили. Спустя несколько минут вновь раздался осторожный стук, и на сей раз нелегкая принесла к ней Лиана. Он замер у двери, глядя на Айну со смесью жалости и вины во взгляде.