– Но она же очень старая… – прошептала одна из них. – И строгая.

София сделала вид, что не услышала:

– Я уверена, что вы прекрасно вместе проведете время. Помните, музыка для души, словно гимнастика для тела. Вы все станете еще красивее!

– Это ты придумала эту фразу про гимнастику для души? – спросила Елизавета.

София погладила ее по голове:

– Нет, я не настолько умна. Ее придумал один греческий философ. – И, прежде чем она расстроилась еще сильнее или даже расплакалась, София схватила сумку. – Пока, девочки, хорошей работы. – И она вышла из кабинета.

– Подожди! – Оля вышла за ней, на ходу говоря всему классу: – Ждите меня и не балуйтесь. – И закрыла за собой дверь.

«Ну что ж, прекрасное начало», – подумала Елизавета.

Оля и София направлялись к выходу, идя по пустому коридору.

– Ты уже решила, что делать?

– Еще нет, но ты права, мне пора уходить.

– Я провожу тебя, если хочешь. Когда ты купишь билет на самолет, я отвезу тебя в аэропорт.

– Хорошо, Оля, а сейчас возвращайся в класс, пока они не воспользовались твоим отсутствием.

– Ты вернула меня к преподаванию. Это настоящее чудо.

– Ты тоже творишь чудеса.

– Это правда.

Оля крепко ее обняла. София закрыла глаза: «Я не должна плакать, я слишком сентиментальна, это уже не нормально».

Она сжала кулаки, и ей удалось сдержать слезы. После этого она отстранилась от Оли:

– У Елизаветы многообещающее будущее.

– Да, я согласна с тобой.

– До скорого, Оля.

– До встречи.

Оля проводила ее взглядом. В тишине коридора были слышны только звук ее шагов и какие-то аккорды из отдаленных кабинетов.

Она прошептала:

– Но никто никогда не сможет достичь твоего уровня, София. – И в этой уверенности она возвратилась в класс. – Итак, девочки, давайте продолжим с того места, на котором вы остановились.

Елизавета открыла нотную тетрадь и сказала однокласснице:

– Я уже скучаю по Софии.

– Я тоже. Она мне очень нравилась, а теперь даже хочется плакать.

– Нет, не нужно. София бы не хотела, чтобы ты плакала.

София уже собиралась открыть дверь и выйти, но решила в последний раз обернуться и посмотреть на коридоры музыкальной школы, на закрытые двери классов, где разные учителя преподавали музыку юным, многообещающим, талантливым ученикам. «И вот я опять уезжаю. Найдется ли когда-нибудь место, которое станет для меня настоящим домом? Как-то раз я прочитала одну прекрасную цитату Оливера Уэнделла Холмса: „Дом – это то место, которое могут оставить наши ноги, но не наше сердце“, что-то вроде того. А я? Где же я оставила свое сердце?»

Затем София закрыла за собой дверь, спустилась по школьной лестнице и вдруг остановилась как вкопанная.

– Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня? – Внизу лестницы стоял Виктор. – Прошу тебя, я чувствую, что я ужасно виноват перед тобой.

София быстро сбежала по лестнице.

– Я не знаю, что на меня нашло, правда. С тех пор как ты приехала сюда, я хотел провести с тобой хоть немного времени и испортил все в одно мгновение. – Виктор продолжал идти рядом с Софией. – Пожалуйста, я знаю, что совершил ошибку, но ты не можешь так со мной поступить…

София посмотрела на него.

Виктор тут же исправился:

– В смысле, прости, нет, конечно, ты можешь поступать со мной как хочешь, на самом деле ты все делаешь правильно… Я не должен был этого делать. Вот… Подожди минутку.

София остановилась.

Виктор побежал к своей «шкоде» и вскоре вернулся с красивейшим букетом белых лилий:

– Я прочитал, что это цветы, которые символизируют чистоту, желание начать все сначала, как дружеское рукопожатие. Вот я бы хотел, чтобы это произошло и между нами. Правда, я не знаю, что на меня нашло…

На самом деле Виктор спланировал все до мельчайших деталей и надеялся, что все его расходы – ужин, шампанское «Krug» в ресторане, шампанское дома, драгоценная партитура, – все эти заранее запланированные вещи приведут к желаемому результату, а не к полному провалу и не к тому, чтобы его стали совсем избегать.

Виктор все еще шел рядом. Он был полностью разбит и в отчаянии.

– Прими хотя бы эти лилии.

София взяла их, и Виктор почувствовал себя чуть легче.

– Спасибо. Клянусь тебе, я просто не находил себе места.