В ту ночь мы долго не спали. И дежурная медсестра не мешала нам, не требовала погасить свет — наверное, потому, что сама то и дело заглядывала к Вальке. Он лежал, дышал тихо-тихо, и голос у него тоже был чуть слышный. А я держала тяжеленную книгу — «Дети капитана Гранта», которую дедушка — нонсенс — разрешил взять из домашней библиотеки. Я не столько читала, мне было жаль Вальку — тащить его через многословие автора — сколько переворачивала страницы, показывая ему картинки, и рассказывая.

— Видишь? Они перешли Кордильеры, а потом долго ехали через пампасы, изнемогали от жажды. И когда, наконец, добрались до реки, то зашли в нее прямо на конях и готовы были выпить всю эту воду — такую холодную и чистую. А ночью они легли спать в загоне для скота — он называется армада. И у них было немного альфафары, это такое сено.

— Альфафара, — повторил Валька пересохшими губами.

Волшебное, легкое на языке слово.

— А потом на них напали красные волки… Бесчисленное множество красных волков… Смотри…

Мы переворачивали страницы, и дошли уже до бури в Индийском океане. «Ветер дул со скоростью четырнадцати узлов секунду, — не умея уж тут пересказать, читала я, — Он бешено свистел в снастях. Металлические тросы звенели, словно струны, по которым ударил чей-то гигантский смычок. Блоки сталкивались друг с другом. Снасти с режущим свистом двигались по своим шероховатым желобам. Паруса оглушительно хлопали, как пушечные выстрелы. Чудовищные валы уже шли на приступ яхты, которая, как бы смеясь над ними, словно морская ласточка, взлетела на их пенившиеся гребни».

Валька слушал, закрыв глаза. И казалось мне, переживал то самое, что я утром в лесу. Только мне, чтобы ожить — требовалось прикоснуться к самой жизни, а Вальке хватало воображения.

Я ушла от него, когда он заснул. И снился мне в ту ночь корабль, и кругосветное путешествие, которое только начинается. А мир, который предстоит увидеть — будет так же чист и ярок, как Валькины рисунки.

Старость и молодость

Старый наш город, тогда он был молодым.

А как я из него рвалась — было время! Всю жизнь провести в этой дыре? За час можно обойти весь городок, каждое лицо в нем знакомо! Как можно его принимать всерьез, когда есть — Москва, Ленинград, и еще более дальний мир — Париж, Лондон….

И как теперь я проросла городом своим! Из любого странствия возвращаясь, ловлю родные названия улиц — таких тихих, почти безлюдных. Будто сбросила каблуки, надела старые тапочки и пошла, вглядываясь в эти лица знакомые — я дома… И больше никакая столица мне не нужна…

Валька жил в пятиэтажке. Трехкомнатная квартира, а детей четверо, мал мала меньше. Отец Вальки к тому времени уже умер. «Спился, как собака последняя» — говорила тетя Зоя. И я прислушивалась к этим словам, стараясь вообразить пьяную псину. Но я не могла представить безобразной собаки.

Валька никогда не говорил об отце плохо. Впрочем, он ни о ком плохо не говорил. А у тети Зои, не смотря на «собаку последнюю», много лет — в «зале», на красном ковре висели две большие парадные фотографии — ее и мужа.

Валька не похож ни на отца, ни на мать. У них очень простые лица. Черты крупные, грубоватые. Сына — болезни ли истончили?

Глядя на него, я иногда вспоминала цыпленка. Одно лето мы решили выращивать кур, купили несколько десятков цыплят. Все росли, а один — нет, так и оставаясь с виду почти новорожденным. В то время, как остальные сидели запертыми в курятнике, малыш выходил гулять через небольшую щель, куда не пролез бы никто другой. Он бродил меж наших ног, искал себе пропитание в траве. Был он самым доверчивым меж своих братьев и сестер. А потом исчез. Чья-то ловкая кошка виною?

Тетя Зоя работала уборщицей на заводе. В семье Валька был и за парня, и за старшую дочку, за няньку. Братья были на нем.

Валькина пятиэтажка: справа — автобусное кольцо, конец ниточки, связывающей наш город с другими. Но ниточка не одна — здесь же железная дорога, ветка — в столицу, дважды в день гудели поезда, сбавляя ход у маленькой станции.

Таким образом, Валька жил у самого шумного в нашем тихом городе перекрестка.

Он и сам был нашим перекрестком. Летними, каникулярными утрами к нему заходили то я, то Митя, чтобы отпросить его на целый день к себе.

Зайдя за Валькой утром, нужно было узнать — какие у него дела на сегодня? Полы помыть, за молоком сходить, приготовить обед… Чем быстрее мы все переделаем в четыре руки, тем скорее Валька сможет уйти со мной.

Я вспоминала, что врач говорил тете Зое:

— У вашего мальчика слабое здоровье, не нагружайте его сильно…

— А как я иначе их всех вытяну, доктор? Валёк же не один в семье, — повторяла она, — Нет у меня выхода, и у него тоже нет.

О том, что в доме имелось только самое насущное, я уже говорила. Помню, даже штор на окнах не было, верхние квадраты стекол были заклеены газетами.